Комментарии, перевод: Малявин В.В.

Восхождение к Дао. Жизнь даосского учителя Ван Лип

даосскую премудрость всем желающим. Совершенно ясно, что такая переориентация повлечет за собой разительную перемену общественного лица даосизма. Либо даосизм как самостоятельная традиция отомрет, либо станет составной частью всемирной или, как сейчас говорят, глобальной цивилизации будущего. В свою очередь, нынешняя технократическая цивилизация, по своей природе разрушительная и лишенная духовной прививки традиции, неминуемо приведет человечество к деградации и катастрофе,

Итак, кризис современного мира — это обоюдный кризис как традиции, так и модернистского мировоззрения. Не следует ли предположить, что и преодоление этого кризиса предполагает участие, точнее — сотрудничество обеих вовлеченных в него сторон? Внедрение даосизма в нашу постмодернистскую цивилизацию, на первый взгляд парадоксальное, предуготовано нынешним духовным состоянием общества. Учителя Ван Липина позволили ему «идти в народ» не с отчаяния и не из желания посмотреть, что из этого получится, а вследствие своей убежденности в том. что «настал благоприятный момент» для приобщения людей к мудрости Дао. Чем же благоприятно наше время для даосов? Прежде всего — день ото дня крепнущим сознанием того, что развитие науки и техники завело человечество в тупик. И дело не только в угрозе ядерной или экологической катастрофы. Гораздо раньше и вернее атомных реакторов цивилизацию может погубить катастрофа гуманитарная: утрата людьми человечности в себе. Сегодня человек как никогда отчужден от плодов своего труда, от природной и общественной среды. «Мы можем ожидать полной экстериоризации знания по отношению к знающему, — констатирует французский философ Ж.-Ф. Лиотар. — Старый принцип приобретения знаний посредством совершенствования ума или даже индивидов становится во все большей мере анахронизмом». Не будем обманываться академически спокойным тоном этого суждения. Речь идет о губительной, позорной для Человека Разумного перспективе быть придатком машины и заведомо неудачливым, безответственным бунтарем против технократии. И то и другое имеет своей основой невежество и одичание (будем называть вещи своими именами) человека, заблудившегося в кущах-джунглях компьютерного рая.

Вот здесь и приходит на помощь даосизм, который первым делом учит человека заниматься собой, ухаживать за своим сердцем и использовать все возможности сознания в условиях, когда технологические системы подменили собой природу и задача «овладения миром» неожиданно приняла вид задачи овладения собственным сознанием, Если западная цивилизация уповала на «технику орудий», питая наивную веру в то, что улучшение материальных условий жизни людей автоматически улучшит их духовные качества, то великие религии Востока, и в частности даосизм, полагались на то, что можно назвать «техникой сердца» — внутренней работой души, воспитывающей в человеке умение жить в мире с самим собой и с себе подобными. «Техника сердца» — это прежде всего искусство согласия, сотрудничества, которое одно только и способно сделать эффективной технологию с тех пор, как мир вокруг нас превратился в ноосферу, «разумную среду» человеческого обитания. Ситуация современного человека, живущего в пространстве электронных грез, где исчезает самое различие между истинным и ложным, реальным и иллюзорным, обнаруживает глубинное сходство с жизненной позицией даосского подвижника, который признает равноценность всех форм опыта, будь то явь или сон, «фантазия» или «действительность». Сознание мудрого, говорили даосы, подобно чистому зеркалу, которое не влечется навстречу вещам, но и не удерживает их. Даос ничего не отвергает и ни с чем себя не отождествляет, он даже не знает, жив он или мертв, не знает и того, знает ли вообще что-нибудь. Он принимает всякий опыт как материал для духовной работы, как повод для освобождения сознания от какой бы то ни было данности. Принимает, чтобы... пропустить мимо. Его сердце — пустое вместилище мира и фонтан творческой энергии. Он знает секрет безупречной свободы и чистоты духа. Даосизм возвращает человеку чувство реальной ответственности и, следовательно, снова делает осмысленным человеческое существование в тот самый момент — и не ранее! — когда человек не может определить смысл своей жизни в категориях западной мысли.