Джеймс С. Гротштейн

«Внутренние объекты» или «химеры»: демоническая тр

модели, певицы, кино-звезды, многие из них за эти годы вышли замуж. Он был настолько обходительным, что ни одна из них не могла устоять. Он становился очень возбужденным, преследуя женщин. Его вуайеризм усиливался, и он мог выслеживать их тайно. Его интерес к женщинам был чисто зрительским, а именно, он любил засматриваться на их ноги. Ее личность была не столь важ-на для него. Далее он находил способ приблизиться к ней и привлечь ее внимание - всегда успешно. Не успев достигнуть успеха, он чувствовал клаустрофобию, сразу терял интерес, чувствовал себя в ловушке, испытывал безразличие и планировал ретироваться. Вскоре после начала анализа он повстречал юную актрису, пришедшую на беседу по поводу написанного ей сценария. Как только она вошла в его офис и их глаза встретились, они оба прослезились - «как будто мы ждали этой встречи всю прежнюю жизнь - сказал он романтично, но с горечью. Она была вдвое моложе его, но также сильно это чувствовала. Не поставив меня в известность, позже он консультировался у своего предыдущего аналитика, и тот будто бы предостерег его, что он не способен влюбиться в женщину и что их отношения подобны «маю-декабрю». Анализ его клаустрофобии стал жизненно важным для его способности жить с ней и в конце концов жениться на ней. К настоящему моменту они в браке два года и счастливы друг с другом. У нее три ребенка от двух предыдущих браков, но все пять членов семьи счастливо уживаются.

Анализ его клаустрофобии, хотя и был важен для него, был только началом долгого пу-ти из лабиринта. В то время, говоря о трудностях в отношениях с женой, ее детьми, по пово-ду работы, он часто восклицал «О, это кошмар!». Я заключал из этого, что иметь дело с труд-ностями повседневной жизни часто было для него кошмарным, потому что неприятные со-бытия резонировали с глубоко спрятанной внутренней инфантильной самостью, которая по-терялась и отдалялась от остальной личности по мере того, как он рос. Вскоре после его свадьбы он пришел к видению себя как молодого человека и смог признать свою моложавую красоту. Я про себя сравнил его с «Портретом Дориана Грея» Оскара Уайльда.

Он вспомнил, что по разным причинам в жизни он отказывался от удовольствия и ра-дости и замыкался в себе с тем, чтобы переживать незаметно для других. Он сравнил свою замкнутость с идеей фаустовой сделки (Blomfeld 1985, Grotstein 1996b, 1996c) или сделки с дьяволом, в которой он отрекался от всех радостей и удовольствий. Он мог ожидать взаим-ности от женщины, покупая ей дорогую яхту или автомобиль, но не мог доводить до конца свои намерения с удовольствием. Он немедленно избавлялся от них.

Сны про вампиров и монстров помогли мне понять, что он чувствует себя как вампир не столько в смысле злодея, как втом смысле, что его желание или любовь к человеку, карье-ре, роскошным вещам непременно несут гибель или проклятие объекту - в смысле идеи Фейрберна о дилемме шизоидной личности (1940), -- т.е. что сама их (женщин?) любовь есть нечто плохое. Они быстро теряли свою ценность, когда увлекались им или попадали в орби-ту его злого влияния. Более того, он не мог взять что-либо хорошее из этого опыта и в результате чувствовал себя пустым внутри. Он мог с тоской говорить о том, как хотел бы спрятаться в метафорической пещере изоляции, с тем чтобы другие люди его не беспокоили. Анализ показал ему, что он в ситуации Тантала. Он стремился к контакту с человеком, но, получив его, не мог его терпеть. Компоненты его агонизирующей фрустрации несомненно были эдипальными, например, связанными с тем, что он спал в одной кровати с матерью почти до подросткового возраста, а его отец оставил мать, когда он был в младенческом возрасте. Более значимым, однако, является тот факт, что он воспринимал мать как грубую, требовательную, бескомпромиссную и нечестную. Желать что-либо означало желать по-лучить это от своего врага. Поэтому он избегал личных желаний в адрес других людей. Он запирался в романтической фантазии и научился лелеять образы желанных женщин, даже частичные объекты - ноги. Можно догадаться, что он, подобно вампиру, жил в виртуальном мире второго измерения (grotstein 1978), в котором реальность объекта превращалась в романтические многообещающие образы фантазии - которые он не смел предъявить в дневном свете реальности!