из-за своих состояний оттягивала начало сда- чи мной зачетов. Конфликт с молодой преподавательницей, требовавшей от меня рассчитать и заполнить таблицу, смысла в которой я не видел, опять подвел меня к желанию бросить институт. Я не видел смысла начи- нать делать и не хотел делать из-за, по-моему, абсурдности пользования ею в жизни, так и потому, что само абстрактное мышление отнимало у ме- ня уйму сил. Для заполнения же таблицы требовалось в голове одномо- ментно держать несколько цифр и фактов. И если сделать это я еще мог, то если я пытался начать ими манипулировать, я начинал ощущать свинцо- вость своей головы до этого, бывшей мгновение назад легкой. Решив было подчиниться, я пошел в читальный зал. Но едва я начал писать, как моя психика как бы разомкнувшись, впустила внутрь часть психической инъек- ции этой преподавательницы, оставленной на моем поле в виде ультима- тивного тона: если в ходе конфликта я пытался только доказать ей свои убеждения, то она настраивалась сразу против меня. Пока я не выполнял ее требований, эта ее энергия находилась на периферии моего поля голо- вы и не тревожила меня. Едва я начинал подчиняться, поле головы размы- калось и от порции этой энергии я начинал чувствовать себя шестеркой от своей покорности с понятной вспышкой обратнопротивоположных чувств.
Послебольничный период.
После больницы я сутками лежал, почти не вставая. Болело все те- ло. Смыслом жизни стало перевернуться так, чтобы боль стала тише. Ре- комендации врачей о приеме нейролептиков были оставлены в силе. Первую неделю я их пил исправно. Их прием нес мне какое-то облегчение через надежду. После недели лежки я стал вставать. Стопроцентное содержание меня матушкой и сестрой было для меня тоже двигателем к этому. Понем- ногу я начал делать возможное. Через полторы недели первый раз поехал на огород.
Когда я начал понимать, что повышенная деятельность всех моих слизистых зависит от нейролептиков, что и приносило мне основные стра- дания, так как из-за этого и своей заторможенности я не мог чувство- вать себя нормальным, я взял курс на прекращение их приема. Тем более что мой лечащий врач показал свою полную прострацию по поводу их эф- фективности для меня: Лет 5 попьешь, а там видно будет. Я за полто- ра месяца с ума от них начал сходить, а ты хочешь, чтобы я 5 лет собой экспериментировал?- сказал я матушке. Прекращение их приема было по- добным сдаванию себя инопланетянам. Но для меня это было лучше, чем быть недоземлянином. Прекратил их пить я через 2 недели после больни- цы. Один раз, на огороде, почувствовав себя сильно плохо, я один уехал домой, принял свою норму и лег. Негатив прошел довольно быстро.
Я не знал, как к себе относиться. Я не мог понять, кем я стал.
После тех космических мотивов, которые частично остались в моей памяти с тем же частичным осознанием и частичным осмыслением всего, что про- исходило, я стал опять напоминать себе школьного себя, с которым про- изшедшее нечто загнало в психбольницу. Я видел, что практически никто не может ни понять меня, ни дать мне ответа на вопрос, что со мной произошло. Но так как я сам не мог себе дать того же ответа, пришлось для осознания себя и своего прошлого принять внушаемую мне версию, что из-за какого-то расстройства психики у меня случились галлюцинации. Я был убежден и матерью и врачами, что стресс, случившийся в институте 6 лет назад, в этом не был причиной, так как они о нем ничего не знали.
Я один раз сказал о нем матушке, но она не обратила на мои слова осо- бого внимания, и столько же места осталось и в моей душе относительно его воздействия на мое настоящее. Я был просто переубежден их незнани- ем моего внутреннего прошлого.
Моя психика была настроена на космические чувства и сейчас. И не только субъективно. Я чувствовал себя открытым всей Вселенной. Солнце жгло голову невыносимо. И не так, как всегда. Сейчас это чувство было каким-то новым. Солнце жгло как-то напрямую. Мое сознание было чисто ото всего. Именно в то время я вспомнил слова Пифагора: Дайте мне точку опоры, и я переверну вам всю Землю. Я не знал ни кто я, ни как мне себя вести с людьми, ни что мне делать в жизни. Обрывки прежних знаний и тут пришли на помощь: недеяние и неотталкивание жизни от се- бя. Точкой опоры в отношениях с людьми и для самоимиджа стали слова Лао-Цзы - нетленны только мир и чистота.
Сознание требовало для себя какой-то зацепки, какого-то самоопре- деления. Мой прежний самоимидж экстрасенса был разрушен. Я вообще стал никем или просто собой, хотя и это было не совсем