Михаил Белов

Иисус Христос или путешествие одного сознания

полевых филиалов людей в моем поле, в том числе и Славиного. Этот страх, проявленный Павитриным, вызвал у меня чувство, что его совесть передо мной нечиста. В этот момент мне показалось, что он вспомнил мои весенние рассказы о том, как я видел, как его сознание опускается ко мне в затылок. Я подавал тогда ему это как видение.

Усилил мое подозрение к Павитрину его приезд ко мне с расспросами о том, как я ощущаю его вампиризм. Утром в день приезда он, позвонив, договорился со мной встретиться вечером для разговора. Когда он поло- жил трубку, над своей макушкой, я почувствовал и увидел появление светлого размытого пятна, нарушившего мне привычный гомеостаз в психи- ке. Как будто и после разговора он пытался мне что-то внушить или подслушать мое отношение к нему. Когда он приехал, и мы сели разгова- ривать, я отвечал ему на все его вопросы.

-Сейчас ты чувствуешь? - спрашивал он.

-Сейчас - нет, а после многих разговоров - да.

Он уходил обрадованный и обнадеженный. В этот вечер я, вниматель- но следивший за всем ходом разговоров и его действиями, никакого вам- пиризма не почувствовал. Тем не менее его поведение к доверию не вызы- вало. Однажды, когда я рассказал ему про тот мой неудачный поход в школу, сказав ему о том что, чувствовал как будто это ты ставишь пе- редо мной воздушную стену каким-то образом. Он, внимательно все слу- шавший, услышав о моем влипании, расхохотался. Выходило так, будто он смеялся не над моей ошибкой в чувствах, а над моей глупостью, проя- вившейся в его непослушании. В тот же вечер я рассказывал ему свои открытия Ури Геллера. Когда я рассказал ему про то, как дематериализу- ются предметы в присутствии Ури, лицо Вадима вспыхнуло пониманием, ко- торое он тут же погасил. Я почувствовал, что это такой вопрос, который он не хочет со мной обсуждать. Что наиболее интересующие его вопросы по его мнению - не для меня, также как и эта часть его духовного мира.

Такое отношение вызвало у меня массу вопросов и подозрения.

Однажды ночью приснился Вадим, дающий мне метлу и отправляющий меня работать дворником (после моего устройства на эту работу). В дру- гую ночь приснилось как я расчленяю Вадима и его тело прячу в тумбочке в какой-то комнате. Проснулся я, что называется, в холодном поту, быв- шем на деле горячим, с чувством раскаяния за содеянное.

Уроки в школе мне нравились не столько тем, что я преподавал по программе, сколько тем, что при помощи этого я общался с ребятами.

Главное в ходе всей практики я видел в научении ребят свободно и пра- вильно мыслить без стереотипов и шаблонов. Мои десятиклассники стонали перед каждой контрольной, вопросы которой часто составленные многоэ- тажными терминами, были просты и легки, а многие ответы можно было по- лучить, не напрягаясь, а лишь правильно подумав. Эти контрольные были сродни игре и стон у ребят был только потому, что растолкать людей на игру бывает не менее трудно, чем на работу. На оценки я тоже не ску- пился и ими давал ребятам дополнительную веру в себя. В случае же лени и безответственности, как правило, не ставя отрицательной оценки в журнал, давал провинившемуся исправить положение. Единственным предме- том, мне не нравящимся, была экономическая география у девятиклассни- ков. В этом повинен, наверное, уровень развития промышленности, и, ве- дя уроки, я просто не видел смысла пересказывать ученикам то, что неп- рогрессивно, и о чем они могут прочитать дома сами, если им это будет нужно. Зато на биологию я летел. После первого же урока, связав его тему с восточными единоборствами, я получил кличку Ниндзя, утвердив ее чуть позднее открыванием бедром заклинившей двери класса. Один из лучших учеников - Паша Деревянкин, до этого открывавший ее ударом но- ги, так как открыть иначе ее было невозможно, увидев мое открывание, не стал сдерживать свои эмоции: Вот это мощь! Это было уже на пере- мене.