полушарие хлынула энергия. Она текла белым широким потоком, вызывая у меня вмес- те с воспоминаниями слов Оли о пережитом Вадимом стрессе, довольно ве- сомые раскаяния. Как я мог становиться счастливым, если счастье приоб- реталось за счет чужого горя. Я думал, что украл у него его энергети- ку. Но все равно энергия покрывала все.Тем более, что я имел на это моральное право. Я не украл ее, а выиграл в честной борьбе, тем более, что выигрывать ее мне сам Вадим не помогал. Поток энергии рождал чис- тое чувство абсолютной радости. Я был рад всему и всем, также как и свободен ото всего. Единственное, что я не мог понять - почему я себя ощущаю Павитриным. Я чувствовал, что я -это он. Угрызения совести впоследствие и не дали мне поэтому Уйти, куда звало меня внутреннее чувство. Как я мог обмануть себя? Также во время приходов к ним в гос- ти у меня были опасения, что он заметит, что я осознаю, что я украл у него его энергетику и сущность.Но он, вроде, не замечал и, казалось, что несмотря на какие-то свои недомолвки, вообще не подозревает об этом. Это меня успокаивало. К перемене же своего внутреннего статуса из-за абсолютного счастья я относился очень просто: какая разница кто я. Главное, что я - это я.
Я растворялся в Боге. Это было потрясающе. Руки и ноги, налитые от бесчисленных подтягиваний и накачиваний, теперь еще наливались и сами. Каждый мой шаг, поворот корпуса, наклон дышали мощью, усиливаю- щей веру в себя. Мои с детства слабые места - руки и пресс - теперь состояли из бугров, о которых прежде можно было только мечтать. Это становилось каким-то совмещением во мне сущностей Иисуса Христа и Ар- нольда Шварцнеггера. Не знаю, чувствует ли Арнольд, что может проло- мить кулаком череп или грудную клетку обычному человеку - я это чувс- твовал. И при этом я был кроток как Иисус. Позднее, через два года, дочитав Шри Ауробиндо, пережитое им опускание Кришны в физическое я нашел схожим с этим Его опусканием в меня. Однажды, идя по улице, я увидел пьяного мужика с пачкой денег, торчащей из-за ремня и бутылкой водки, которую он, лежа на газоне, приглашал со мной распить. Я мог отобрать у него и деньги, и водку и дать ускорение, но, поставив его на ноги, дал ему подзатыльник, чем сильно перепугал.
Тренировки у меня, как и питание, стали самопроизвольными, по два раза в сутки. Толчок в грудь изнутри я чувствовал после подъема и де- лал несколько кругов по еще спящим кварталам. После завтрака, объем которого сокращался с каждым днем, я ехал на огород на велосипеде, ес- ли не было дел в городе. В семь часов вечера раздавался вторичный тол- чок. На сон уходило четыре-пять часов. Я ложился в постель, раскинув- шись как богатырь, и чувствовал, что все мои комплексы неполноценности растворены теперь в силе, приливающей ровно и постоянно.
Гид.
Впервые я услышал его тогда, перед опусканием Кришны. Я сидел перед стенкой в медитации. Каждый новый твой шаг похож на нелепость, от которой тебя хочу я спасти, - услышал я идущий из затылка голос.
Это не был голос Криса Кельми. Это был Павитрин. И это стало моей главной ошибкой в отношении к голосу, хотя с говоримым не согласиться было нельзя. Это был голос Гида. Он бесстрастен, но он - Хранитель.
Интонации Вадима он принимал из-за того, что я последнему душу дарил всю жизнь. В ту весну я слышал Гида один этот раз. Летом меня вели толчки в грудь изнутри и простое неосознаваемое чувство, что нужно де- лать. Теперь я был свободен и от института, хотя и договорился о сдаче летней сессии, не сданной в прошлом году. Я хотел, съездив на прощание к нашим на Сахалин, Уходить. Подобно У-Суну, герою Речных заводей, попутешествовать по России, как он по Китаю, людей посмотреть, себя показать. Но, несмотря на духовную свободу, я был и привязан. Как ни странно, к тому, кто меня больше всех унижал. Какой он идиот,- думал я,- Ведь для счастья только то и нужно, что быть человеком. Каждый свободный вечер я садился на велосипед и ехал к ним, так как себя я чувствовал посвященным, а Павитрина считал Вселенским злом номер один, и весь вечер читал им проповеди. Тот, не находя слов остановить мое красноречие, со злой миной ложился на диван, подложив руку под голову, а Оля подкладывала мне картошки. Она, как и я, была рада моему расцве- ту и, по-моему, даже тому, что Вадим теперь проигрывал. Как-то, по пу- ти домой, я провожал ее к родителям. Это такое состояние, когда весь мир в тебе?- восторженно спрашивала она меня. Да,- отвечал я, не понимая, о чем идет речь. Из мировых у меня было только желание об- нять мир.