Они были загнуты у меня внутри. Он это, может быть, чувствовал, но не обращал особого внимания. Я ведь по любому вел себя по-человечески. Беря Мартынова он сказал, что почитает его в туалете. Я не засмеялся только потому, что сразу вспомнился его отзыв о эрудиции моего отца. То, что возвращая Мартынова, он подложил под нее Шри Ауробиндо, меня сперва поразило. Но взглянув на него, я понял, что напрасно. Дружеского в этом жесте была лишь крохотная прослойка. Всем остальным была голая амби- ция:Наша не хуже вашей. По крайней мере мне так показалось. Но это бы- ло точно. Прочитав лишь про путь к вершине, и просмотрев ее по оглавле- нию, я понял, что взял все необходимое и читать все остальное сейчас бессмысленно.
Однажды Павитрин спросил меня о медитации.
-Гляжу в воду, или смотрю в одну точку.
-Зачем?-презрительно сказал он.-Просто сидишь и отгоняешь мысли.
При этом он очень наглядно показал как он это делает. Собственно, я делал то же самое, только меня при этом всегда сопровождало желание принять какую-нибудь радикальную или экзотическую позу, что мне и да- вало созерцание воды или точки на стене.
Из Салехарда приехала моя двоюродная сестренка-Ира Евсеева. Мы встретились раза два, поговорили обо всем, а потом каждый стал жить своей жизнью, закрутившись в своих делах. В тот день что-то потянуло меня к Ире и тете Наташе, и я просто пошел к ним в гости. Подошел я к машине, в которую садилась Ира, уезжая в аэропорт. Прочитав ей мораль об отношении к старшему брату, я помахал ей рукой и пошел домой.
По вспыхнувшим прежним чувствам, я с гордостью принес Павитрину свои 2 первые работы. Павитрин был озадачен мной и недоволен собой. Его самолюбие, было задето моим первенством и смыслом моей самореализации и моим выходом в первое в отношениях. Хотя об этом я и не думал. После последнего моего поступка он смотрел на меня испуганно 2 встречи. Три- фон Сигизмундович тоже понял, что у меня изменилась сущность.
-Я Вадима настраиваю быть менеджером, - начал он однажды беседу.
Я почувствовал, что поиски шагов, а не они сами.
-Вопрос надо ставить -не быть ли менеджером, а быть ли менеджером.
Он раскашлялся.
-Ну, быть пророком сейчас трудно.
Я пожал плечами.
-Как же ты будешь людям показывать красоту жизни?Пойдешь читать проповеди? А здоровье? Ведь организм состоит из, так сказать, набора фи- зических и химических реакций,- с некоторой усмешкой спросил он, пое- хав отвозить меня домой.
-В какой-то газете был заголовок Прежде всего мы лечим душу,- как-то шаблонно начал я.-Если ее успокоить, все физические и химичес- кие реакции придут в норму.
Снисходительная улыбка, возникшая было на лице Трифона Сигизмун- довича в начале моего ответа, в ходе его превращалась в удовлетворяю- щую меня свою противоположность.
Эти статьи я отнес в редакцию Амурского комсомольца. Шла суббо- та за субботой, но статьи не печатали. Я пошел туда выражать свои пре- тензии.
-Нет пока места в номерах.
-Но почему у вас на рекламу порнофотографа место находится, а на самое актуальное нет?
-Придет время напечатаем и вашу статью. Наша газета уважает жела- ние читателя и любое мнение.
-А у вас свое мнение есть?
Вскоре в разделе писем напечатали мою самую маленькую статью:Что такое добро? Санитарить в апреле этого года я бросил: больница стала не нужна мо- ей освобождающейся душе. Лето отдыха привело меня к желанию работать вновь. Подходящее место, о котором, можно было только мечтать, нашлось неподалеку -детский сад! Каким я был болваном, когда пошел в психиат- рию в прошлом году,- думал я, сравнивая чистоту воздуха в группе с постоянной дымкой в наркологическом отделении. Дети были хлореллой, продуцируя прану. Подозревая, что теоретический фундамент там подобен убеждениям моего куратора по биологии, хотя сам фундамент здесь не при чем, я готовился к миссионерству и здесь. Только без войны. Хватит лю- дей и себя гонять,-думал я. Комплекс неполноценности с выходом на лю- ди у меня опять вырос, но пятилетнее его скрывание сделало последнее совершенным. Успокаивало и то, что доказать, что я не дурак я мог в лю- бую минуту демонстрацией своей эрудиции или просто молчанием. Избавить- ся же от комплекса, я, как ни бился, не мог. Стресс, перевернув мне всю нервную систему и создав очаг торможения, отключил и мышление, которым я до этого жил 20 лет, и привычные ощущения и просто самоощущение. Я бился, чтобы память светлых чувств сделать самими чувствами, но не мог, что и оставляло комплекс.
Эта зима меня познакомила