на улицу.
-Заходи,-сказала Ира ярко накрашенными губами. -Сегодня я не могу тебя принять. У нас видишь-банкет.
Из кухни вышел другой парень полный болтливого настроения. С ним же он и протянул мне руку.
-Сережа. Я молча ее пожал. Он меня понимал и не требовал моего имени.
-Ну, ладно, -я стал выкладывать из сумки кабачок и овощи на секретер.
-До свидания! И ушел.
Состояние было ужасным. Я даже не мог понять от чего. Чувствова- лось, что вся их компания хорошо знакома друг с другом, но присутствие в доме парней я воспринимал естественно. Могла же она общаться с мужчи- нами как с людьми. О большем я и не думал.
До глубокой ночи просидев в ожидании поезда и утром приехав до- мой, я усидел лишь до обеда. В сердце что-то щелкнуло и потянуло туда сильнее обычного. Я взял деньги и побежал на автобус. Она была краси- вой. Она вообще была красивой и эффектной. Но в тот вечер ее спокойное лицо было обрамлено каким-то алым сиянием. Каждая черточка лица была нежной и совершенной и излучала покой. Она гладила белье. Я сидел на стульчике и умолял ее вернуться. Матушка уезжает, -рисовал я ей идиллию. Она лишь покачивала головой. Я чувствовал стену с одним отк- рытым проходом. Я искал его. Я начал о прошлом.
-Ты знаешь, когда у меня с психикой было все нормально, я мог представить себя, например, этой стеной.
Она заулыбалась, что называется, в усы.
-А когда в первые разы ты о себе рассказывала, я сидел и думал: Вот это волчица! Ее лицо вдруг озарилось догадкой. Я увидел, что она вдруг все по- няла и сразу как-то бессильно обмякла. Но что она поняла? Моя мысль на- чала усиленную работу. Разрушенная стена отошла на второй план. Однако, благодаря этому мы как-то помирились. Про этих парней она сказала, что они просто коллеги по работе. Ворочаясь в поезде, я не мог уснуть. Мысль ритмично била в одном направлении. И тут она уперлась в неадекват- ность. Ее соседка, открыв дверь и воскликнув, проявила какой-то испуг всем своим существом. Это не вязалось с той легкостью, с которой Ира рассказывала о парнях. Картина происходившего стала развертываться дальше. Когда она вся была передо мной, я застонал.
Она вся была во мне. Я знал все черты ее характера. Сейчас, слива- ясь с увиденным, они показывали мне все ее глазами. Я видел, что она - частично раба самой себя и частично ситуации. Что она подавляет свою гордость на на допускаемые унижения этим Сережей. Я видел и как он к ней относится и сравнивал его отношение к ней со своим и стонал, что она и сейчас остается свободной. Я переживал всем своим существом.
Мысль текла дальше, вскрывая очаги памяти. Касание первого из них мгно- венно переменило мои настроения: Так вот почему тюль была снята. Ах вот почему ты тогда испугалась, когда я уловил запах курева от те- бя. Мысль, что подобное, если не большее происходило и раньше, когда я дышал ее именем, меня шокировала. Теперь я думал иначе: Нет. Если бы ты сидела на одном стуле, ты была бы доверчивей. Право судить ее, кото- рое я получал от своей чистоты, рождало теперь и искреннее сострадание к ней. Оно усиливалось и тем, что, вспоминая ее озаренное лицо, я по- нял, что она только в тот момент поняла, что в восприятии ее, я по чистоте и непосредственности отношения к ней, был ребенком. Раньше я несколько раз на ее эффектное, подчеркивающее мою мужскую силу, обра- щение, говорил ей печально: Ты не со мной разговариваешь. Что мне бы- ло делать?Я ее любил и ненавидел. Последнее - не только из-за себя. Все это происходило ведь при Даниле, отправленном спать в другую комнату насильно. Теперь мне стали ясны многие детали его поведения. Я опять застонал. Я и освобождался от нее чистотой. Но я был и привязан к ней душой. И не только ей. И собой тоже. Как-то я сказал ей, что я ее никому не отдам. Почему я ушел? Мне надо было начистить фас этому Сереже и отправить его вслед за своим другом. А потом ей дать втык,-внезапно меняла направление мысль. Тогда бы я и сдерживал бы и свое слово и по- лучал бы практически полную свободу действий по отношению к ней, и прав на нее, из чего я выбирал второе. Но я проиграл и проигрывал. Более того: я был привязан к ней и своими идеалами человека, которые были в ней и которые, я знал, были не только моими. Если ты такой сильный и принимаешь человека целиком, у тебя сейчас есть полная возможность продемонстрировать это,-думал я. Но я не хотел этого, так как чувство- вал себя оплеванным с головы до ног, а она и сейчас оставалась свобод- ной. Предложение свадьбы сейчас представлялось окончательным унижением