А. Лео Оппенхейм .

Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации.

главным образом любовных, отличавшихся, как это было принято на древнем Ближнем Востоке, патетической, квазирелигиозной фразеологией, военных песен, исполнявшихся во время битвы, а также песен, восхвалявших царя. Мы знаем о придворных повестях и легендах, сочинявшихся в честь царей, как грозных, так и любимых, о простонародных рассказах, порой игривых, а порой и ""соленых"". Хождение имели разные страшные предсказания, облеченные в поэтическую форму политические диатрибы, загадки и басни о животных. Мы знаем об этом благодаря отдельным табличкам, переписанным по чистой случайности и сохранившимся в единственном экземпляре, поскольку тексты такого рода не входили в русло традиции. Тем не менее, тот факт, что они сохранились, позволяет допустить наличие нескольких литературных жанров, принадлежавших к традиции, отличавшейся как по содержанию, так, вероятно, и по целям от той письменной традиции, которая составляет предмет нашего исследования. Назвать эту традицию просто устной было бы упрощением, ибо не следует игнорировать возможность того, что различия между первой и второй традициями возникли в результате или языковых условий, или использования какого-то иного нестойкого материала для письма.

Прежде всего, следует остановиться на вопросе о социальной среде, в которой бытовал этот тип литературы, о ее распространителях и потребителях. Казалось бы, такой средой, находящейся за пределами слоя, охваченного письменной традицией, могли быть дворы вавилонских царей. Причина, по которой мы так мало знаем о самом главном, естественном центре политической, экономической и социальной жизни, чрезвычайно проста. При раскопках Вавилона, из-за того что уровень воды в этом районе поднялся, не было обнаружено ни одного сколько-нибудь значительного литературного текста, и никому из археологов не удалось отыскать хотя бы следы развалин какого-нибудь вавилонского дворца. Однако нам известно, что в О-I тысячелетии до н. э. царские дворы Ура, Исина, Ларсы и Вавилона давали приют поэтам и ученым, и нет никаких оснований предполагать, чтобы положение было иным в I тысячелетии, хотя прямых свидетельств, подтверждающих такую роль царского двора Вавилона, у нас нет. Недостаточность документации можно объяснить несколькими причинами: немногочисленностью находок в Вавилоне, использованием покрытых воском недолговечных дощечек, которые, видимо, вошли в употребление раньше, чем мы сейчас предполагаем, и, наконец, тем, что арамейский язык мог гораздо раньше, чем думают, стать языком литературной традиции, отличавшейся от той, памятники которой писались на аккадском на глиняных табличках.

Эти предположения я привожу только для того, чтобы показать, что традиционная клинопись, которой мы занимаемся, не должна рассматриваться как главный или единственный результат творческой активности в Месопотамии. Чтобы правильно оценить и понять истинное значение клинописи, следует четко представить себе ограниченность ее целей, стиля и содержания. При этом необходимо допустить существование в месопотамской цивилизации и других литературных жанров, хотя свидетельств их существования не так уж много и они часто носят косвенный характер.