А. Лео Оппенхейм .

Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации.

но статуя божества все-таки была видна со стороны двора через расположенные на одной оси дверные проемы; при этом она оказывалась как бы заключенной в раму монументальных ворот. При такой планировке святилища простой человек, очевидно, не входил внутрь храма; если же архитектурное решение не предусматривало подобной перспективы, трудно сказать, допускались ли верующие в храм или нет.

Как и царя, изображение бога можно было увидеть, когда во время торжественной процессии его проносили по обширным дворам храмового комплекса или по городским улицам. Таким своеобразным способом закреплялась культовая связь города с богом, проявлявшаяся также в ежегодных праздниках, когда пышное великолепие храма выставлялось на обозрение жителей. Такими были, например, праздник Нового года, когда, по-видимому, предпринимался коллективный выезд жителей вместе с богом в загородное святилище, и собственный праздник бога, проходивший в обстановке всеобщего ликования.

Взаимоотношения храма и города затрагивали социальную, экономическую и юридическую стороны жизни. Храм играл определенную роль в принесении клятв и в процедуре ""божьего суда"", который был средством установления истины при судебной тяжбе и придавал законность сделке. Под контролем храма находились стандартные меры веса; он устанавливал также максимальные размеры процентов, которые дозволялось брать ростовщикам. После старовавилонского периода все эти функции постепенно исчезают в процессе прогрессирующей изоляции храмов в Месопотамии. Мы уже указывали на уменьшение экономической мощи и таким образом и политического значения храма, которое последовало за возвышением дворцовой организации, возглавляемой царем. Слава, блеск и гигантские размеры поздних храмов Месопотамии (особенно Вавилона и Урука) не должны заслонять от нас это положение дел.

Социальная и экономическая структура храма как одной из двух ""великих организаций"" Месопотамии нами уже рассматривалась. В храм отбирались и посылались лучшие сельскохозяйственные продукты с полей и огородов, самые откормленные коровы, овцы и козы и использовались для пищи, подаваемой богу, как этого требовал ежедневный церемониал святилища, а также для пропитания и вознаграждения людей, обслуживавших храм (они осуществляли или контролировали приготовление пищи для стола божества). Излишки продуктов либо сохранялись для нового ритуала, либо вывозились из храма и обменивались на необходимое сырье. Мы остановимся подробнее па пище богов, ибо она представляется наиболее важной для храма как института - его raison d"кtre.

Судя по четкому и детальному тексту селевкидского периода, богам в храме Урука еда подавалась два раза в день [13]. Первая и основная трапеза приходилась на утро, когда храм открывался, вторая - на вечер, очевидно, на время непосредственно перед закрытием дверей святилища. Только однажды встречается упоминание о полуденной трапезе. Каждая трапеза состояла из двух блюд, называемых ""основное"" и ""второе"". Блюда различались между собой, по-видимому, скорее по количеству, чем по составу продуктов. Церемониал, характер и число блюд, входивших в божественную трапезу, приближаются к человеческим меркам, вообще характерным для месопотамских богов. Мы не встретим здесь гаргантюаского изобилия египетских жертвенных трапез, сравнивать которые с месопотамскими и не приходится, поскольку их функция заключалась в том, чтобы в определенных случаях обеспечивать пропитанием весь штат святилища, а иногда и все городское население. В жертвенных обрядах Ветхого завета также не имеется аналогий, за исключением tamid, который, по-видимому, относится к позднему времени и, возможно, был связан с месопотамскими обычаями [14]. Месопотамскому идолу подавали еду так же торжественно, как и царю. Мы имеем все основания предполагать, что церемониал трапез отражает обычаи вавилонского двора, которые иначе остались бы совершенно неизвестными. Другая важная особенность их раскрывается в одном из урукских текстов, о котором речь пойдет ниже.