А. Лео Оппенхейм .

Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации.

в ""измерениях"" между двумя основными типами религии. Концептуальный ""барьер"" оказывается куда более серьезным препятствием, чем те, на которые обычно ссылаются, - недостаток источников и специфической информации. Даже если бы сохранилось больше материала, притом идеально распределенного по содержанию, периодам и районам, это не помогло бы - просто возникло бы еще больше проблем. Человек Запада, по-видимому, не способен, а в глубине души и не желает понимать подобные религии, рассматривая их под искаженным углом антикварного интереса и апологетических претензий. В течение почти целого века он старается подогнать эти чуждые измерения под свои привычные мерки, прибегая к таким аналогиям, как анимистические теории, обожествление природы, космическая мифология, растительные циклы, дологическое мышление и тому подобные панацеи, и пытается околдовать их посредством абракадабры из маны, табу и оренды. Результатом же в лучшем случае было безжизненное схоластическое синтезирование или гладко изложенные систематизации, расцвеченные бесчисленными хитроумными сравнениями и параллелями, возникавшими в результате выдергивания фактов со всех концов земного шара и из всех закоулков истории человечества.

Почитание богов и жертвоприношения

Подход современного ассириолога к религии Месопотамии определяется тем обстоятельством, что роль и функции идола в месопотамской цивилизации никогда не считались заслуживающими систематического научного исследования. Лишь тогда, когда немногочисленные известные нам статуи богов и богинь или другие изображения божеств становились предметом изучения археологов или историков искусства, они на некоторое время привлекали к себе внимание [8]. Подобное пренебрежение - характерный пример влияния подсознательных ассоциаций на выбор темы для исследования. Нежелание признать изображения богов подлинной и адекватной реализацией божественного присутствия, являемого в традиционном человеческом облике, сыграло важную роль в религиозной эволюции Западного мира. Корни этого нежелания восходят не только к иудейско-христианскому наследию: до того они существовали независимо в греческой философии [9]. Более того, тенденции к почитанию идолов, икон и противоположные им иконоборческие тенденции способствовали формированию идейных течений и приводили к крупным событиям в истории культуры. Они не умерли и поныне. Эти тенденции живут в амбивалентном отношении ученого к идолам и окрашивают его подход ко всем чуждым религиям. Их влияние проявляется главным образом в осторожном смягчении наименее приемлемых проявлений чуждых религий и сведении их к таким, которые легче воспринимаются и кажутся нам более приемлемыми с точки зрения человека Запада.

Проблема роли изображений богов в месопотамской религии оказалась отодвинутой на задний план благодаря еще одному обстоятельству. Эти изображения не взывают к нашим эстетическим вкусам и не пробуждают особого любопытства: они не поражают ни фантастическими, иррациональными формами, ни количеством или размерами сохранившихся статуй.

Изображения божества играли в культе и в частном богослужении центральную роль, что подтверждается широким распространением дешевых копий изображений.

Божество, как правило, считалось присутствующим в своем изображении, если оно обладало определенными специфическими чертами и атрибутами, и ему поклонялись так, как было установлено и освящено традицией данного храма. Если изображение выносили из святилища, с ним вместе удалялся и бог, выражая таким образом свой гнев против города или страны. Только в мифологическом плане считалось, что боги обитают в космических пространствах; поэтическая фразеология гимнов и молитв либо искусно использует это представление в художественных целях, либо начисто им пренебрегает, ибо для древних это не имело значения.