Размышления о кармических сущностях, о полевых структурах и полевой саморегуляции вообще вредны. Вредны они по простой причине, потому что в основном не верны. То, например, что описывает в своих книгах С.Н. Лазарев, было отвергнуто еще в. средние века. И сейчас возврат к тому, что уже давно реформировано и изменено, к тому, что когда-то служило переходной концепцией и теперь отжило и устарело в силу своей неверности, похож на то, как если бы для понимания устройства холодильника, мы бы стали изучать представления древних дикарей о холоде.
Полевая структура человека неразрывно связана с его телесной оболочкой, с его подсознанием и его сознанием. Рассуждать о полевых структурах человека и ставить их во главу угла все равно, что рассуждать о лечении по запаху. Когда начинается запах, то уже поздно лечить, а нужно идти к гробовщику. Основа - это не биополе в жизни и деятельности человека, а подсознание. По полю можно лишь проводить диагностику, но лечить не желательно. Хотя и диагностика эта сродни диагностике по запаху.
Все полевые структуры определены подсознанием человека и его материальной оболочкой. И нельзя разносить это по сторонам.
В человеческой истории было много величайших мыслителей, но одним из действительно поражающих своей глубиной был святой Фома Аквинский.
Святой Фома считал, что человека надо изучать целиком; что человек - не человек и без тела, и без души. Труп не человек, но и привидение - не человек. Святой Августин и Даже Ансельм все же упускали это из виду; они учили, что одна душа драгоценна и попадает на время в недостойную внимания оболочку. Они были очень духовны, но недостаточно правоверны, и чуть не побывали на краю восточной пустыни, по которой можно прийти к переселению душ, то есть поверить, что душа может пройти через сотню не имеющих значения тел, даже сквозь тела животных и птиц. Святой Фома твердо стоял на том, что тело есть тело, и человек существует только в единстве и равновесии тела и души.
То есть то, к чему пытаются вернуться в наше время книги о карме, кармических законах было отвергнуто, т.е. правильнее сказать, пережито и опровергнуто еще в средние века.
И то, что кажется самым чудовищным, самым материальным и потому самым чудесным из чудес, является доказательством выводов, которое произошло задолго до того, как эти выводы были получены. Оно связано с самой удивительной догмой, которую модернисты ни за что не примут - с Воскресением.
* * *
Учение о карме налагает определенные ограничения на свободу воли. Говоря о причинно-следственной связи, предполагает предрешенность происходящих последствий. Накладывает рабский отпечаток на свободу выбора человека.
Человек должен быть свободен в своем выборе. Поэтому еще проще рассуждения о свободе воли. Святой Фома особенно чтил то, что можно назвать подчиненной суверенностью или автономией. Он, скажем так, защищал зависимость независимого. У независимого свои права в своей стране. Так относился он к разуму и даже к чувствам: Дщерь я в доме отчем, в своем - хозяйка. Именно в этом смысле подчеркивал он особое достоинство человека, о котором нередко забывали, обобщая истины о Боге. Он не хотел разлучить человека с Богом - нет, он хотел их различить. В этом остром чувстве свободы и достоинства много того, что особенно ценят теперь, считая чистым, гуманным, благородным. Но не забудем, что корениться это в свободной воле, в нравственной ответственности. В свободе выбора между добром и злом.
В том, что по свободной воле человек вступает на путь добра и нравственности, что по свободной воле начинается выбор моральных принципов и этических норм, а не под страхом испортить пресловутую карму или создать кармические узлы. Высокой и опасной свободой обусловлено все таинство бессмертия души.
Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек.
(Хуан Рамон Хименес) (упоминается у Брэдбери 451° по Фаренгейту)
Еще в средние века святой Фома и святой Франциск раскрепощали человека, освобождали, но не принесли при этом ничего еретического.
И те, кто пытается воскресить сейчас дряхлые отжившие учения, никогда не поймут величие людей тринадцатого века, когда развивалось нечто новое, и возникало оно из живого. Когда не строили храмы на кладбище, не вызывали мертвых богов. Средние века были вообще смелее и свободнее даже Возрождения, когда воскрешали старое, найденное среди мертвого. Средние века были не возрождением, а рождением.
Учение о свободе человека, единстве его души и тела, о благородной самостоятельности перед богом, а не приниженной