Александр Мень

Магия, оккультизм и Христианство

акт стоит за пределом тварных законов, он сверхрационален и неподведомствен научному знанию. Поэтому, какую бы из христианских теорий происхождения души мы ни приняли, сам момент создания неразрушимого человеческого я выпадает из общего естественного процесса, и аналогии из физического мира к нему неприложимы.

Таким образом, мы видим, что аргументы, приводимые апологетами реинкарнации, далеко не носят обязательного характера и предполагают уже наличие веры в переселение душ. Нам остается лишь показать, как эта вера соотносится с христианским Откровением.

4. Идея реинкарнации и христианство

Христианство противостоит как антиперсонализму, свойственному Индии, так и крайнему индивидуализму одинокого замкнутого эго. Евангелие парадоксально соединяет, казалось бы, несовместимое: я и целое. Говоря о бесконечной ценности каждой души, Христос в то же время сравнивает своих последователей с ветвями одной виноградной лозы. Существенное единство душ в Антропосе-Адаме не обезличивает человека. Он создан по образу и подобию Божию; и как в Божестве единая Сущность сопряжена с реальностью Лиц-ипостасей, так и целостность Антропоса не поглощает его малые ипостаси. Связующим звеном этой двойственной (личностно-целостной) природы Антропоса является любовь. Евангельское учение о любви к ближнему как к самому себе есть указание пути к расширению границ личности до вселенского охвата. Любовь уничтожает изолированность я. Когда Исаак Сирианин говорит о великой жалости, пронизывающей душу, болезнующую за всю тварь, за бессловесных и даже демонов, он свидетельствует об этой изумительной открытости к миру, которую приносит евангельская любовь. Подобное же выхождение из себя неотделимо и от чувства ответственности за других: за минувшие поколения, за все человечество. Об этом чувстве хорошо умел говорить Достоевский.

Тот, Кто взял на Себя грехи всего мира, был Живым Воплощением этого идеала любви.

* * *

Таким образом, христианство может принять в теории реинкарнации лишь мысль о глубокой связи, существующей между личными я. Но оно раскрывает эту таинственную связь через таинство евангельской любви. В ней, по словам христианского философа Б. Вышеславцева, взаимопроникновение душ несомненно существует, но оно не есть перевоплощение одной индивидуальности в другую, которое просто невозможно, ибо индивидуальность есть эта индивидуальность, а не другая. Оно есть нечто гораздо более чудесное, именно жизнь и действие одной индивидуальности в другой и через другую в силу взаимной проницаемости духов.

Не менее важна и другая сторона проблемы. Учение о перевоплощении вытекает из философии крайнего спиритуализма, свойственного Индии и платоновской традиции. Для этого воззрения материя есть зло. тело -- гробница или тюрьма, а подлинную ценность имеет лишь дух.

Между тем христианство есть религия Воплощения и Воскресения. Пасхальный рассказ Евангелия свидетельствует об этом с необычайной силой: Богочеловек, победитель смерти, явившись ученикам, показывает им, что Он -- не дух, и в знак этого садится с ними за трапезу. В Его прославленном теле, уже не подверженном распаду, одухотворяется и обретает нетленную красоту сама материя.

Чаю врскресения мертвых и жизни будущего века -- таково исповедание Церкви, которое говорит не о спасении от мира, а о спасении, освящении, просветлении Вселенной. Я поклоняюсь материи, -- дерзновенно говорит св. Иоанн Дамаскин, -- через которую совершилось мое спасение, чту же ее не как Бога, но как полную божественного действия и благодати.

Здесь проходит водораздел между христианством и спиритуализмом. Христианская культура построена прежде всего на признании святости плоти, святости природы, святости космоса (обожение плоти). Религии Индии имеют другую систему ценностей, чем христианство, это не ценность воплощения, преображения и воскресения, победы над смертью, а противоположные ценности: развоплощения, отрешения от плоти, приятия смерти как угасания (Б. Вышеславцев).

Несовершенство, распад, дисгармония есть лишь временное состояние твари. Оно будет, согласно библейской эсхатологии, преодолено новым творческим актом, когда явятся новое небо и новая земля.

Смерть, которая все еще царит в мире, не может остановить самый принцип телесности, некую форму каждой индивидуальности. Эту форму апостол Павел называл телом духовным. Свободное от тления, оно получит новую полноту бытия в исцеленной материи Воскресения.