Надежда Первухина

Имя для ведьмы- 2

старуха, хотя старухой ее невозможно было назвать, ибо лицо ее постоянно менялось, как рябь на воде. Только глаза, как два зеленых светофора, пронизывали полковника насквозь.

Она остановилась напротив него и, указывая рукой на творимый кругом беспредел, спросила:

- Ты думаешь, что это твои пьяные бредни, раб?

- Думаю. И никакой я не раб.

- Напрасно. Все, что сейчас творится, - не обман зрения. И свершено это по высшей воле той, кто названа Великой Черной Госпожой.

- Ведьма, - прошептал полковник.

- Я? О нет, я лишь недостойная плоть, носящая до поры до времени ее образ. Сама же Великая Черная уже далеко. Помнишь, была тревога? Разбитое окно, исчезнувший труп загрызенной крысами женщины?.. Тогда великая Мумё, истинная Черная, ушла в мир, чтобы вершить порученное ей дело. А я приняла ее облик. Я - тот самый труп. И посмотри, - вновь изящный жест рукой, - все вокруг тебя уже мертвы для обычной человеческой жизни. Мы лишь носим маски и тела людей.

- Оборотни...

- Да. Все, кроме тебя. Ты нам нужен человеком. Пока нужен. И вот твое первое поручение: ты найдешь в Москве одного человека. Ты должен будешь его захватить в плен и обеспечить нам возможность попасть в то место, где этот человек обладает властью. Вот его имя.

Женщина взяла безвольную руку полковника и вложила в его ладонь золотой диск.

- А теперь уходи. Ты не нужен нам здесь. Здесь теперь наш мир! Прочь! Прочь!

...Очнулся полковник на полу грязного тамбура поезда дальнего следования. Полковник выглядел как бомж: весь в лохмотьях, страшный, заросший, с воспаленными безумными глазами. Говорить он не мог, только бормотал что-то невразумительное, и проводницы, сжалившись над бедолагой, слегка помыли его, пристроили в подсобке, дали поесть...

- Мне надо в Москву, - только и сумел выдавить из себя Кирпичный, вновь надолго теряя сознание. Но даже в бессознательном состоянии он не разжимал ладони с впаявшимся в кожу золотым диском. На диске было написано странное имя: “Синдзен”.

* * *

Я ранен светлой стрелой,

Меня не излечат...

Б. Гребенщиков

- Странное имя - Синдзен, - сказал Авдей для того, чтобы не затягивать паузу и не показаться смешным. Он чувствовал, что теряется, заливается краской, как тринадцатилетний влюбленный подросток. А сейчас поздно было превращаться в подростка, следовало поддерживать беседу и никоим образом не демонстрировать окружающим, что он, писатель Авдей Белинский, счастливый семьянин, отец двоих детей, попросту ошеломлен. Очарован. Ранен в самое сердце.

- Обычное имя, - просто улыбнулась виновница сердечной раны. - Правда, в близких кругах господина Синдзена иногда зовут Таномэ, что означает “доверие”. Синдзен-сан замечательный человек, и, поверьте, многое, сделанное им за годы существования корпорации “Новый путь”, оттянуло гибель мира на некоторое время...

- Даже так?! - саркастически сверкнул змеиным глазом Баронет. Его, как официально уполномоченного Матерями ведьмами представителя по спасению мира от периодических концов света, слегка задело то, что оказалось, он не один такой, неведомый герой, страж покоя беспечного человечества. - Впрочем, что это мы все про Синдзена-сан? Рекомендую попробовать это вино. Оно весьма недурственно, урожая пятьдесят шестого года...

Они подняли бокалы.

- За ваше здоровье, Инари-сан! - провозгласил Баронет и, искоса глянув на зятя, пробормотал:

- И за возвращение хотя бы остатка мозгов в голову этого влюбленного болвана!

Госпожа Такобо пригубила вино, мило при этом разрумянившись. Авдей не мог отвести от нее глаз. Как ни пытался. Его Фрейлина Кодзайсё стала реальностью, пришла к нему из полузабытых сновидений, воплотилась из оставленных памятью грез, и он чувствовал, что душа его плачет и смеется одновременно. Любовная шизофрения, одним словом. Полный анамнез!

Инари-сан, не подозревая, какую бурю чувств подняла в душе падкого на все новое и необыкновенное писателя-фантаста, вежливо кушала жареные бобовые пенки с листьями молодого бамбука и ухитрялась при этом поддерживать серьезный разговор с Баронетом. Авдей в разговор особо не вслушивался (если не считать того момента, когда он отметил странность имени господина Синдзена), он был занят куда более важным делом - любовался прекрасной японкой, при этом лихорадочно вспоминая читанного когда-то Басе, чтоб ввернуть цитату к слову и сразить даму интеллектом.