Надежда Первухина

Имя для ведьмы- 2

уносит лодку...

Но не страшны свирепые драконы

Тем, кто лелеет светлую надежду

И верит в силу бога Хеппиэнда...

Другая же дама, торопливо перелистав пухлый с золотым обрезом томик со стихами классических поэтов Японии, встала в декламационную позу возле ширмы с драконом и, изящно отведя руку с книгой, нараспев прочитала:

Дремал сиреневый дракон

Под флейту тростниковой чащи.

В глаза распахнутых окон

Заглядывало солнце чаще.

Играл неведомый ансамбль

Среди серебряного флёра.

И целый мир, и спящий сам

Казались вычурней фарфора.

Царил простой союз у них,

Все было белой нитью шито...

И на какой-то краткий миг

В иное раздвигалась ширма...

Даме поаплодировали. Она смутилась и спряталась за ширму.

- Вот такой удивительный мир существует здесь, в местах лишения свободы, где, казалось бы, нет возможности говорить о прекрасном и возвышенном! Но нет предела совершенству человеческой души, - бойко затараторила Линда, когда Гена взял ее кукольное личико крупным планом на финал. - Лишенные внешней свободы, эти женщины обрели свободу внутреннюю и вместе с нею - способность не только понимать, но и творить прекрасное! Нам остается только поблагодарить их за это и восхититься их талантом! Для вас передачу вели Линда Загоруйко и Геннадий Слизняков, телекомпания “ЭКС-Губерния”.

Надзирательша-атомоход проводила корреспондентов до тяжелых цельнометаллических дверей, ведущих из темного узилища в царство свободы, и торопливо распрощалась.

- Товарищ начконвоя, прием, прием. Как, репортеры ушли? - раздался хриплый голос из портативной рации, торчавшей в кармане надзирательши.

- Так точно, товарищ начальник охраны, - рыкнула в рацию атомоходоподобная дама.

- Зайдите ко мне.

- Есть.

... Кабинет начальника охраны полковника Дрона Петровича Кирпичного отличался каким-то особым, возведенным в абсолютную степень, аскетизмом. Унылые серые стены, зарешеченные окна-бойницы без малейшего намека на шторы. Допотопный канцелярский стол, крытый вытершимся сукном, стальной неулыбчивый сейф, пара колченогих стульев и фикус, принимающий мученическую кончину в ржавой кадке, - вот и весь интерьер, окружавший главного человека женской колонии строгого режима. Единственной сентиментальной вольностью, которую начальник охраны позволил себе, был большой портрет товарища Дзержинского, вышитый крестиком по канве умелицами-заключенными.

Сам товарищ Кирпичный обликом и характером был во многом подобен своему кабинету. Во всяком случае, лицо его было столь же выразительно и эмоционально, сколь выразительна и эмоциональна может быть трансформаторная будка. В остальном полковник Кирпичный производил впечатление серьезного, многоопытного, крепкого мужчины, генетически лишенного навыка завязывать галстук и всем напиткам мира предпочитающего водку. В основном именно такой тип мужчин слушает слезливые шансоны типа “Давно ли я откинулся из зоны” и чрезвычайно импонирует женщинам, волею судьбы расставшимся с воздухом свободы сроком на десять-пятнадцать лет. Возможно, поэтому полковнику удавалось удержаться на своем посту пятнадцать с лишком лет, несмотря на все перипетии и хаос, которые царили в стране.

Когда начконвоя Ксения Погребец вплыла в кабинет полковника, тот задумчиво листал старые подшивки самиздатовской колонистской газеты “За свободу”.

- Присаживайтесь, - кивнул он женщине-атомоходу. Та недоверчиво поглядела на хлипкие стулья и предпочла стоять.

- Я вот по какому вопросу хотел поговорить с вами, Ксения Васильевна... - полковник отложил пожелтевшие ломкие газеты и старательно вдохнул, дабы начконвоя не учуяла своим нюхом третьедневошного перегара. - Каков моральный дух в этом самом коллективе любительниц Японии? Они ничего лишнего прессе не брякнули?

- Я проглядела видеозапись, прежде чем репортеров выпустить. Все вроде нормально. Девки наши выступили на уровне. Поделки показывали. Стихи читали.

- На жизнь не жаловались? Порядки не ругали?

Погребец пожала мощными плечами, отдаленно напоминавшими пожарную помпу.

- Нет, товарищ полковник. А что?

- Подозрительно это, - полковник подпер кулаком подбородок и мрачно поглядел на фикус, - когда наш человек порядков не ругает и на власть не жалуется. Это сигнал.

- Какой сигнал?!

- Тревожный. Честно вам скажу, вся эта затея с японскими спонсорами мне с самого начала не нравилась. А теперь, когда про это дело еще и пресса унюхала, совсем не нравится.

- Ничего не поделаешь, - опять пожала плечами начконвоя. - Свобода слова...