Е. П. Блаватская

Есть ли душа у животных?

что вся тварь

(omnis creatura или животное в Вульгате) совокупно стенает и

мучится [при рождении ребенка] доныне31 (стих

22).

Это прямое признание того, что человек и животное уравнены между собой

на земле в том, что касается страдания, и в своих эволюционных усилиях

достигнуть цели в соответствии с кармическим законом. «Доныне» — означает до

пятой расы. Чтобы сделать это еще более ясным, великий христианский

посвященный дает следующее объяснение:

Не только она [тварь], но и мы сами, имея начаток

Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего (стих

23).

Да, это мы, люди, «имеющие начаток Духа», или прямой парабрахмический

свет, нашу атму, или седьмой принцип, благодаря усовершенствованию нашего

пятого принципа (манаса), который гораздо менее развит у животного. Как

компенсация этого, их карма, однако, гораздо легче, чем наша. Но это не является

основанием для того, чтобы они не могли однажды достигнуть того

усовершенствования, которое дает полностью развитому человеку форму дхьян

чохана.

Ничто не может быть более ясным — даже для несведущего, непосвященного

критика — чем эти слова великого апостола, независимо от того, интерпретируем

ли мы их в духе эзотерической философии, или средневековой схоластики.

Надежда на искупление или переживание духовной сущности, освобожденной от

«рабства тления», или от ряда временных материальных форм, существует для

всех живых существ, а не только для одного человека.

Но нельзя ожидать от «образца» для животных, как известно,

неоднозначного, что он легко согласился бы разделить свои надежды со своим

домашним скотом и домашней птицей. Знаменитый комментатор Библии,

Корнелий Лапид, впервые отметил и обвинил своих предшественников в том, что

они сознательно сделали все возможное, чтобы избежать применение понятия

creatura к низшим созданиям в этом мире. Мы узнаем у него, что св.

Григорий Назианский, Ориген и св. Кирилл (вероятно, единственный, кто

отказывался видеть человеческое существо в Ипатии и обращался с ней так, как

если бы она была диким животным) настаивали на том, что слово

creatura в цитированных выше стихах применялось апостолом просто к

ангелам! Но, как отмечает Корнелий, обращаясь за поддержкой к св. Фоме, «это

мнение является слишком искаженным и произвольным (distorta et

violenta); кроме того, оно обесценивается тем фактом, что ангелы как

таковые уже освобождены от рабства тления». Не более удачно и предложение св.

Августина, ибо он выдвигает странную гипотезу, что «существа», о которых

говорит св. Павел, это «неверные и еретики» всех времен! Корнелий возражает

против уважаемого отца церкви так же хладнокровно, как и против его более

ранних святых собратьев. «Ибо», — говорит он, — «в цитируемом тексте те

создания, о которых говорит апостол — это безусловно создания,

отличные от людей: и не только они, но и мы сами отличны от

них; и тогда это означает не освобождение от греха, но освобождение от

грядущей смерти».32 Но даже храбрый Корнелий в конце

концов пугается общего сопротивления и решает, что термином «создания» св.

Павел мог обозначать — как утверждают св. Амвросий, св. Илларион и другие —

элементы (!!), то есть солнце, луну, звезды, землю, и т. д., и т. п.

К сожалению для святых мыслителей и схоластиков, и к счастью для

животных, — если вообще бывает польза от полемики, — их взгляды были

опровергнуты еще более великим мыслителем, чем они сами. Это — св. Иоанн

Хризостом, упоминавшийся выше, которого, по утверждению епископа Прокла,

бывшего его секретарем, особенно высоко почитает римско-католическая церковь.

На самом деле, св. Иоанн Хризостом был «медиумом», если такое светское в наши

дни слово можно употребить в отношении святого, апостола «для язычников». В

отношении своих комментариев к посланиям св. Павла, св. Иоанн ведет себя так,

как если бы он был непосредственно вдохновлен самим апостолом, другими

словами, как если бы он написал свои комментарии под диктовку св. Павла. Вот

что мы читаем в этих комментариях к 3-ей главе Послания к Римлянам.

«Мы должны постоянно страдать из-за промедления в

нашем исходе (смерти); ибо, как сказал апостол, если существо, лишенное разума

(mente, а не anima, то есть «души») и речи (nam si hoec creatura

mente et verbo carens), страдает и ожидает, тем больше стыд для нас, если мы

не делаем так».33

К сожалению, мы так и поступаем, и ведем себя исключительно бесславно в