Виталий Фил

Без ИМЕНИ

преображаться, приобретая объем. От удивления я невольно отпрянул, резко взмахнув крыльями. Бабочка отрывалась от чёрной плоскости доски. Расправились и взмахнули глазастые гигантские крылья, наполнив воздух мириадами разноцветных пылинок, заигравших в блеснувшем солнечном луче…

…пыль с крыльев бабочки шорохом изменений овевающая изгибы еще затуманенного сознания, несущая в себе ожидания и 'конечно так', состоит из того же теста, что и кокон гусеницы. Но стремительно пустеющая голова увлекает тебя совсем в другое место, что так далеко и отсюда, и с противоположных краёв вселенского блюдца. И если оно вообще есть, то есть с него крайне не удобно. Игра слов и слова игры. Они, эти дискретные маленькие серые трупики-челноки, переправляющие мысли из мира идеального в мир физический и образуют скопищем своей массы те стены-правила, вдоль которых мы потом вынуждены ходить. Тщетно искать выход, там, где его нет. Он не предусмотрен планом. Дело в другом, ведь мы вырастаем из этих стен, из возраста, когда мы еще не в состоянии перешагивать через них, как через лужи вчерашних слёз или просто разлитого стакана воды. Вот и весь секрет: рамки не удерживают нас, а только учат ходить ровно вдоль, по прямым. Без этой принудительной практики мы бы учились ходить, ни за что не держась. А это, согласись, труднее, чем что-либо другое, хотя бы и эквивалентное по фактору сложности. Но мы становимся взрослыми, не замечая, что нам больше не нужны эти чужеродные костыли, поручни, поручительства, руководства, инструкции, предписания, наставления, указания, замечания, сопроводительные справки, информационные бюллетени, тактическая документация и диагностические таблицы самопроверочных методик. Зачем мне всё это тащить на себе, когда жизнь для меня - акт творчества и все вышеперечисленное, а также и то, что я забыл или не догадался назвать, давно уже стало частью меня и функционирует автономно, без моего ведома.

Пыль, а может, быть пыльца безумно кружащимся смерчем наполнила меня решимостью того, чьё изысканное безумие начинается там, где умирают звуки пунктуации и пробелы. Когда гудки в трубке сливаются со словами и звуками в единое размеренное утробное звучание каменных внутренностей серых высоких сот, обезличенных чье-то волей, напрочь лишенной творческой жилки эстета.

Это поточно-конвейерное однообразие, призванное к продуцированию ничего, кроме подобных себе, по единому шаблону мыслящих и поступающих согласно единым правилам и алгоритмам. Это оно не плохо, пока не стремиться абсолютизировать само себя и превратить себя, как частное правило, в доктрину.

Осколки скорлупы богов старше скрытых тайн мозга.

ятакдолгоискалпробелнаэтойклавиатуречтопростопересталнуждатьсявэтойклавише.

(я так долго искал пробел на этой клавиатуре, что просто перестал нуждаться в этой клавише.)

в бесконечно-поточной погоне за мифическим или просто забытым, прожигая в этой глупой и бессмысленной гонке свои силы, стремясь успеть, опередить, обойти впереди бегущих, не утратить бешеный темп, навязанный самим же себе; и между всеми этими заботами не замечать того, как похожа спина впереди бегущего на твою собственную…

этот бег, такой, каким мы его делаем, - по кругу.

Ненавидь того, кто является тобой. Убей всех своих двойников в зеркале, разотри пепел по кругу своих иллюзий и взойди на костёр биржевых сводок, как приносящего доход ежедневного занятия, с гордостью, достойной этого. Подобающий случай для веселья представляется не так часто, как принято считать по пальцам среди психоаналитиков. Они же не подчиняются своим же законам, ведь они сами их и выдумали.