Доннер Флоринда

Шабоно

ей нельзя было ни разговаривать, ни плакать.

Из-за пальмовой загородки доносилось лишь тихое цара-

панье, когда Шотоми почесывалась палочкой, потому что

касаться своего тела ей тоже не полагалось.

К концу третьей недели мать Шотоми разобрала чу-

ланчик, связала пальмовые листья в тугой сверток и

попросила кого-то из подружек Шотоми отнести его

подальше в лес. Шотоми не шевелилась, словно загородка

была еще на своем месте. С опущенными глазами она, сог-

нувшись, сидела на земле. Ее чуть сутулые плечи были

такими хрупкими, что, по-моему, стоило схватить их, и

косточки сломались бы со звонким хрустом. Больше, чем

когда-либо, она походила на перепуганного ребенка, гряз-

ного и худого.

- Не поднимай от земли глаз, - сказала мать, помо-

гая двенадцати- или тринадцатилетней девочке встать на

ноги. Обняв за талию, она подвела Шотоми к очагу. - Не

вздумай смотреть ни на кого из мужчин на поляне, - уве-

щевала она девочку, - если не хочешь, чтобы у них дро-

жали ноги, когда им придется лазать по деревьям.

Согрели воду. Ритими любовно обмыла сводную сестру

с головы до ног, потом натерла ее тело пастой оното, пока

оно не загорелось сплошной краснотой. В огонь подбросили

свежих банановых листьев, и Ритими обвела девочку вок-

руг очага. Только после того, как кожа Шотоми запахла

одними лишь горелыми листьями, ей разрешили поднять

на нас глаза и заговорить.

Закусив нижнюю губу, она медленно подняла голову.

- Мама, я не хочу уходить из хижины отца, - сказала

она наконец и расплакалась.

- Ого-о, глупенькая девочка, - воскликнула ее мать,

беря лицо Шотоми в ладони. Вытирая ей слезы, мать на-

помнила, как девочке повезло, что она станет женой Матуве,

младшего сына Хайямы, и что, к счастью, ее братья

будут рядом и вступятся, если тот будет плохо с ней обра-

щаться. В темных глазах матери блестели слезы. - Вот мне

было отчего входить в это шабоно с тяжелым сердцем. Я

ведь разлучилась с матерью и братьями. Вступаться за меня

было некому.

Тутеми обняла эту совсем еще юную девушку. - Пос-

мотри на меня. Я тоже пришла издалека, а теперь я

счастлива. Скоро у меня будет ребенок.

-А я не хочу ребенка, - рыдала Шотоми. - Я хочу

только мою обезьянку.

Чисто автоматически я сняла обезьянку с банановой

грозди, где та сидела, и отдала ее Шотоми. Женщины рас-

смеялись. - Если ты станешь обращаться с мужем как на-

до, он у тебя и будет, как обезьянка, - хохоча, сказала

одна из них.

- Не говорите девочке таких вещей, - упрекнула их

старая Хайяма и с улыбкой повернулась к Шотоми: - Мой

сын хороший человек,- утешила она девочку. - Тебе не-

чего будет бояться. - И Хайяма стала расточать похвалы

своему сыну, особо подчеркивая достоинства Матуве как

охотника и добытчика.

В день свадьбы Шотоми тихо плакала. Хайяма

придвинулась к ней поближе. - Не надо больше плакать.

Мы тебя украсим. Ты сегодня будешь такой красавицей,

что все рты разинут от восхищения. - Она взяла Шотоми

за руку и жестом позвала остальных женщин последовать

за ними в лес через боковой выход.

Сев на пенек, Шотоми вытерла слезы тыльной сторо-

ной ладони. Она взглянула Хайяме в лицо, и на губах ее

появилась лукавая улыбка, после чего она с готовностью

позволила женщинам хлопотать над собой. Ей коротко

обрезали волосы и выбрили тонзуру. В мочки ушей были

вдеты пучки пышных белых перьев. Они резко контр-

астировали с ее черными волосами, придавая неземную

красоту тонкому лицу. Дырочки в уголках рта и нижней

губе были украшены красными перьями попугая. В перего-

родку между ноздрями Ритими вставила очень тоненькую,

почти белую отполированную палочку.

- Какая же ты красавица! - воскликнули мы, когда

Шотоми поднялась перед нами во весь рост.

- Мама, я готова идти, - торжественно сказала она.

Ее темные раскосые глаза блестели, кожа, казалось, горела

от пасты оното. Она коротко улыбнулась, показав крепкие,

ровные белые зубы, и направилась обратно в шабоно. И все-

го на мгновение, перед самым выходом на поляну в глазах

ее, устремленных на мать, промелькнула немая мольба.

С высоко поднятой головой, ни на кого не глядя, Шо-

томи медленно обошла деревенскую площадь, выказывая

полное безразличие к восхищенным словам и взглядам

мужчин. Она вошла в хижину отца и села перед корытом,

полным бананового пюре. Первым она угостила супом Арасуве,

потом своих дядьев, братьев и, наконец, всех мужчин

шабоно. Угостив женщин, она отправилась в хижину Хайямы,

села в гамак и принялась есть дичь, приготовленную