Доннер Флоринда

Шабоно

объяснить, что такое школа.

Видя недоумевающие глаза Арасуве, я пожалела, что не

сказала, что этому меня научил отец. Попытка что-либо

объяснить более чем в нескольких фразах, бывало, оказы-

валась безрезультатной не только для меня, но и для моих

слушателей. И далеко не всегда причина крылась в не-

знании нужных слов. Трудность была скорее в том, что не-

которых слов в их языке просто не существовало. Чем боль-

ше я говорила, тем растеряннее становилось лицо Арасуве.

Хмурясь в недоумении, он потребовал, чтобы я еще раз

объяснила, откуда знаю, как управляться с луком и стре-

лами. Я пожалела, что Милагрос ушел в гости в другую

деревню.

- Я знаю, что среди белых есть меткие стрелки из

ружья, - сказал Арасуве. - Но я никогда не видел, чтобы

белый хорошо стрелял из лука.

Я сочла за благо принизить значение моего меткого вы-

стрела, предположив, что это была чистая случайность, тем

более, что так оно и было. Арасуве, однако, упорно на-

стаивал, что я умею пользоваться индейским оружием. Да-

же Камосиве заметил, как я держу лук, громко заявил он.

Думаю, мне все же как-то удалось растолковать им, что

такое школа, потому что они стали расспрашивать, чему

еще меня там учили. Мои слова о том, что выводить узоры,

которыми я разукрашиваю свой блокнот, меня тоже на-

учили в школе, мужчины встретили оглушительным хохо-

том. - Плохо тебя учили, - убежденно сказал Арасуве. -

Твои узоры никуда не годятся.

- А ты знаешь, как делать мачете? - спросил какой-

то мужчина.

- Для этого нужны сотни людей, - ответила я. -

Мачете делают на заводе. - Чем усерднее я старалась им

объяснить, тем более косноязычной становилась. - Мачете

делают только мужчины, - наконец заявила я, довольная

тем, что нашла понятное им объяснение.

- А чему ты еще научилась? - спросил Арасуве.

Я пожалела, что у меня с собой нет какого-нибудь

прибора, скажем, магнитофона или карманного фонаря,

или чего-то в этом роде, чтобы произвести на них впечат-

ление. И тут я вспомнила о том, что несколько лет занима-

лась гимнастикой. - Я умею высоко прыгать, - выпалила

я. Расчистив на песчаном берегу квадратную площадку, я

расставила по ее углам корзины с рыбой. - Пусть сюда

никто не заходит. - Встав в центре моей арены, я обвела

глазами окружавшие меня любопытные лица. После не-

скольких упражнений на гибкость они взорвались

одобрительными криками. Хотя песок не пружинил так,

как ковер для вольных упражнений, я утешила себя тем,

что хотя бы не покалечусь, если ошибусь при приземлении.

Я сделала пару стоек на руках, перевороты боком вперед и

назад и наконец сальто вперед и назад. Моему призем-

лению было далеко до изящества опытного гимнаста, но

меня вознаградили восторженные лица зрителей.

- Каким странным тебя учили вещам, - сказал Арасуве.

- Сделай-ка еще раз.

- Такое можно делать только один раз. - Я села на

песок перевести дух. Такого представления я не смогла бы

повторить, даже если бы очень захотела.

Мужчины и женщины подошли поближе, не сводя с

меня внимательных глаз. - А что ты еще умеешь? -

спросил кто-то.

Я на секунду растерялась; я-то думала, что сделала

вполне достаточно. Чуть поразмыслив, я заявила: - Я

умею сидеть на голове.

Их тела затряслись от смеха, пока по щекам не

покатились слезы. - Сидеть на голове, - все твердили они

между новыми приступами хохота.

Поставив предплечья на землю, я уперлась лбом в спле-

тенные пальцами ладони и медленно подняла тело вверх.

Убедившись, что держу равновесие, я скрестила поднятые

ноги. Смех умолк. Арасуве лег ничком на землю,

приблизив ко мне лицо. Улыбка собрала морщинки вокруг

его глаз. - Белая Девушка, я не знаю, что о тебе думать,

зато я знаю, что если пойду с тобой по лесу, обезьяны за-

мрут на месте, чтобы посмотреть на тебя. И пока они будут

так сидеть, я настреляю их целую кучу. - Он тронул мое

лицо большой мозолистой ладонью. - А теперь садись-ка

обратно на задок. Лицо у тебя красное, словно разрисован-

ное пастой оното. Как бы у тебя глаза не вылезли на лоб.

Когда мы вернулись в шабоно, Тутеми положила передо

мной на землю рыбу, запеченную в листьях пишаанси. Ры-

ба была моей любимой едой. Ко всеобщему удивлению, я

предпочитала ее мясу броненосца, пекари или обезьяны.

Листья пишаанси и соленый раствор из золы дерева курори

придавали рыбе приятный пряный привкус.

- Твой отец хотел, чтобы ты научилась стрелять из

лука? - спросил Арасуве, подсев ко мне. И не дав мне

ответить, продолжил: - Может, он хотел мальчика, когда

родилась ты?