Доннер Флоринда

Жизнь в сновидении

я не сводила с него глаз в надежде понять, что же изменилось. Его энергичное точеное лицо утратило всю свою энергичность. Впрочем, я была в таком смятении, что тут же перестала об этом думать.

- Эсперанса оставила меня в доме одну, - продолжала я. - Она и все женщины ушли, даже не попрощавшись со мной.

Но меня это не расстроило, - торопливо добавила я. - Хотя обычно отсутствие вежливости у людей выводит меня из себя.

- В самом деле! - воскликнул он так, словно я сказала что-то весьма значительное.

Опасаясь, что мои слова о его товарищах могут его обидеть, я сразу же принялась объяснять, что вовсе не хотела сказать, что Эсперанса и остальные были со мной недружелюбны.

- Как раз наоборот, они были очень добры и любезны, - уверяла я его.

Я уже готова была открыть ему то, что рассказала мне Эсперанса, но меня остановил его твердый взгляд. Он не был ни сердитым, ни угрожающим. Это был пронзительный взгляд, пробивающий все мои оборонительные заслоны. Я не сомневалась, что сейчас он смотрит прямо в царящую в моей голове неразбериху.

Чтобы скрыть беспокойство, я отвела глаза и легким полушутливым тоном сказала ему, что на самом деле не так уж и важно, что меня оставили в доме одну.

- Меня заинтриговало то, что в этом доме я знала каждый уголок, - призналась я и выдержала паузу, желая узнать, какое впечатление произведут на него мои слова. Но он не сводил с меня глаз.

- Я зашла в ванную и поняла, что уже бывала в ней прежде, - продолжала я. - В ней не было ни одного зеркала. Я помнила эту деталь еще до того, как туда зашла. Потом я вспомнила, что во всем доме нет ни одного зеркала. Я прошла по всем комнатам, и действительно не нашла ни одного.

Видя, что он по-прежнему никак не реагирует на мои слова, я продолжала рассказывать, как, слушая радио по дороге в Тусон, узнала, что сегодня было на целые сутки позже, чем я думала.

- Должно быть, я проспала весь день, - закончила я выжидательным тоном.

- Не сказал бы, что ты спала весь день, - невозмутимо заметил Мариано Аурелиано. - Прежде чем уснуть, как бревно, ты еще довольно долго ходила по дому и разговаривала с нами.

Я расхохоталась. Мой хохот был близок к истерике, но он этого, казалось, не замечал. Он тоже рассмеялся, и мне стало чуть легче.

- Я никогда не сплю как бревно, - сочла я необходимым пояснить. - У меня очень чуткий сон.

Он помолчал, а когда наконец заговорил, его голос звучал серьезно и требовательно.

- Разве не помнишь, ты интересовалась, как это женщины одеваются и причесываются, не глядясь в зеркало?

Я не нашлась что ответить, а он продолжал:

- Ты разве не помнишь, каким странным тебе показалось, что на стенах нет ни одной картины, ни одного...

- Не припомню, чтобы я с кем-нибудь разговаривала, - прервала я его на полуслове. Потом я настороженно взглянула на него, подумав, что, может, он только ради розыгрыша говорит, что я со всеми как-то общалась в этом доме, хотя на самом деле ничего этого не было.

- Отсутствие воспоминаний не означает, что чего-то не было, - его тон был резок.

В животе у меня что-то дрогнуло. Во мне вызывал протест не столько тон его голоса, сколько то, что он ответил на мои невысказанные мысли.

Чувство, что если я буду продолжать свой рассказ, то это как-нибудь развеет мои растущие опасения, заставило меня удариться в долгое и путаное повествование о том, что произошло. Когда я пыталась восстановить порядок событий между сеансом исцеления и моей поездкой в Тусон и обнаружила, что потеряла целые сутки, - в цепи этих событий стали появляться явные пробелы.

- Вы творите со мной что-то странное и зловещее, - закончила я, на какое-то мгновение почувствовав праведный гнев.

- Ну, это уже глупость, - произнес Мариано Аурелиано и в первый раз улыбнулся. - Если что-то кажется тебе странным и зловещим, то лишь потому, что оно для тебя ново. Ты сильная женщина. Рано или поздно ты во всем разберешься.

Меня возмутило слово женщина. Я бы предпочла, чтобы он сказал девушка. Я привыкла к тому, что у меня постоянно спрашивали документы, подтверждающие, что мне больше шестнадцати лет, и теперь внезапно почувствовала себя старухой.

- Молодость должна быть лишь в глазах того, кто смотрит, - сказал он, снова читая мои мысли. - Кто ни посмотрит на тебя - увидит твою молодость, живость; но тебе самой негоже чувствовать себя ребенком. Ты должна быть невинна, но не недоразвита.