Они тоже часть моего приданого. Это - хрусталь Баккара.
У меня не было сомнений, что это так. Восхитительные тарелки - каждая из них отличалась от другой - были из тончайшего фарфора. Я сомневалась, остались ли замеченными мои взгляды, бросаемые украдкой, когда женщина, сидевшая справа от Мариано Аурелиано, приободрила меня.
- Не пугайся. Возьми посмотреть, - убеждала она меня. - Ты среди друзей. - Усмехаясь, она подняла свою тарелку. - Лимож, - произнесла она, потом быстро подняла мою и отметила, что эта была марки Розенталь.
У женщины были детские, тонкие черты лица. Она была небольшого роста, с круглыми черными глазами, обрамленными густыми ресницами. У нее были черные волосы, переходящие на макушке в белые. Они были зачесаны назад и собраны в виде тугого маленького шиньона. В том, как она осаждала меня прямыми, личными вопросами, ощущалась сила, граничащая у нее с холодностью.
Я ничего не имела против ее инквизиторского тона. Я привыкла переносить бомбардировку вопросами, которые задавали мне мой отец и братья, когда я шла на свидание или начинала какое-нибудь дело по своему усмотрению. Я возмущалась этим, но для нашего дома это были нормальные взаимоотношения. Таким образом, я никогда не училась, как нужно беседовать. Беседа для меня заключалась в парировании словесных атак и своей защите любой ценой.
Я была удивлена, что принудительный опрос, которому подвергла меня эта женщина, не заставил меня почувствовать себя обороняющейся стороной.
- Ты замужем? - спросила женщина.
- Нет, - ответила я мягко, но решительно, желая, чтобы она сменила тему.
- У тебя есть мужчина? - настаивала она.
- Нет у меня никого, - возразила я, начиная чувствовать, как во мне стала просыпаться моя старая обороняющаяся личность.
- Есть ли тип мужчины, к которому ты неравнодушна? - продолжала она. - Есть ли какие-то черты личности, которые ты предпочитаешь в мужчине?
На мгновение мне показалось, что она смеется надо мной, но она, как и ее подруги, выглядела искренне заинтересованной. Их лица, выражавшие любопытство и ожидание, успокоили меня. Забыв о своем воинственном характере и том, что, возможно, эти женщины настолько стары, что годятся мне в бабушки, я говорила с ними как с подругами моего возраста, и мы обсуждали мужчин.
- Он должен быть высоким и красивым, - начала я. - У него должно быть чувство юмора. Он должен быть чувствительным, но не бессильным. Он должен быть умным, но не интеллектуалом.
Я понизила голос и доверительным тоном добавила:
- Мой отец обычно говорил, что интеллектуальные мужчины насквозь слабы и к тому же предатели, все до одного. Мне кажется, я согласна с моим отцом.
- Это все, чего бы ты хотела от мужчины? - спросила женщина.
- Нет, - поторопилась я сказать. - Прежде всего, мужчина моей мечты должен быть атлетом.
- Как твой отец, - подсказала одна из женщин.
- Естественно, - сказала я, обороняясь. - Мой отец был великим атлетом, легендарным лыжником и пловцом. - Ты ладила с ним? - спросила она.
- Прекрасно, - восторженно ответила я. - Я обожаю его. Даже обыкновенные мысли о нем вызывают у меня слезы.
- Почему же ты не с ним?
- Я слишком похожа на него, - объяснила я. - Во мне есть что-то такое, что я совсем не могу объяснить или контролировать и что гонит меня прочь.
- А что ты скажешь о своей матери?
- Моя мать. - Я вздохнула и сделала на мгновение паузу, чтобы подобрать наилучшие слова для ее описания. - Она очень сильная. Она сформировала рассудительную сторону моей души. Ту часть, которая молчалива и не нуждается в усилении.
- Ты была очень близка со своими родителями?
- В душе, - да, - ответила я тихо. - На деле же я одинока. У меня мало привязанностей.
Затем, как если бы что-то внутри меня прорвалось и вышло наружу, я раскрыла пороки своей личности, чего я не допускала даже для себя самой в наиболее интроспективные моменты.
- Я скорее использую людей, чем накормлю или обласкаю их, - сказала я, но сразу же добавила. - Но я вполне способна чувствовать любовь.
Со смесью облегчения и разочарования я переводила взгляд с одного на другого. Казалось, никто из них не придал какого-либо значения моей исповеди. Женщины продолжали наше общение, спросив, как бы я охарактеризовала себя - как храброе существо или трусливое.
- Подтверждено, что я труслива, - заявила я. - Но, к несчастью, моя трусость никогда не останавливает меня.
- Не останавливает от чего? - допытывалась женщина, задававшая вопросы. Ее черные глаза были серьезны, а широкий разлет ее бровей, подобных линии, нарисованной кусочком угля,