воображаемых опасностей. Во многом как отношения между сном и грезой, путешествие - это необходимый переход для открытия других стран. Дальнейшая аналогия между жизнью, смертью и умиранием очевидна; однако сами сказки говорят о местах. Как бы диковинны не были образы островов - одинокая гигантская нога, торчащая из моря, с островом на вершине ее и дверью у основания, или широкий четырехгранный серебряный столп с золотой сетью, свисающей в море, или остров с огромным зверем, кружащим вдоль его внешней стены и оборачивающимся внутрь своей шкуры - это единственный осязаемый объект, образ грезы, памятный и всеохватывающий в своей логике. В этом мире все - как данное - пища, любовь, гостеприимство, страх, направления и все, что необходимо для путешествия - но принятие требует выбора, который может привести к немедленному забвениию.
После того, как Маэл Дун с друзьями поели на пустом острове, один из них снимает со стены ожерелье. Кот, который, играясь, прыгал со столба на столб, вдруг превращается в разъяренного стража острова. Он пронзает человека, как огненная стрела и сжигает его дотла. Маэл Дун вешает ожерелье обратно, и они возвращаются в море.
Место, где встречаются разные миры, такие, как смерть, туман между морем и воздухом, сумерки, рассвет, берег реки у брода, имели особое значение для кельтов. Попытка визуализировать эти туманные места и сделать их ощутимыми выражается в таких образах, как море из стекла или хрустальная лодка, которая увозит многих героев в землю Обета. В путешествии Брана морской бог Мананнан Мак Лир, повелитель иллюзий, превращает море в цветущую равнину, волны в кусты, рыб в резвящихся ягнят, и кажется, что лодка плывет над цветущим садом. Брана заворожила прекрасная девушка, которая спела ему волшебную песню, заканчивавшуюся так:
Hе ложись спать на ложе лени,
Да не овладеет тобой опьянение,
Пускайся в плавание за море.
Он и его спутники попадают к острову, где все или смеются от радости, или глядят печально, и эта судьба постигает одного из них. Hаконец, они находят остров, который был им обещан. Там каждого из них ждут еда и женщины. После примерно года такой жизни, Брана уговаривают уехать, и королева предупреждает его, чтобы он не касался земли, или пожалеет об этом. Когда они возвращаются, никто не узнает их, но люди, живущие в его старом доме, говорят, что Путешествие Брана - одна из их древних легенд. Человек, соскучившийся по дому, спрыгивает на берег и рассыпается в прах. Бран рассказывает о своих приключениях, записывает историю огамом и снова уходит в море.
Путешествие Маэла Дуна на тридцать один необычайный остров непревзойдено во всей ранней литературе о путешествиях. Он со спутниками встречает гигантских насекомых, больших коней, которые едят друг друга, химер и большмх существ, похожих на коней, которые скачут по земле и по морю, плачущих людей, черный и белый остров с медной стеной, разделяющей его, а другой - с вращающимися огненными валами, за которыми видны прекрасные люди, танцующие под изысканнейшую и привязчивую музыку. Hекоторые ученые сравнивали последовательность символов в тибетской Книге Мертвых, таких, как четыре стихии, цвета, порядки и т.п., с элементальной природой этих островов как метафизических сущностей: белизна, чернота, огонь, вода, радость, печаль, женственность, мужественность, юность, смерть и так далее. Символизм этого путешествия, затуманенный описательной магией таких сказаний, предполагает, что это - собранные остатки древней устной традиции, которая была лоцией по таинственным мирам за пределом смерти.
Вопрос к тебе, - сказал Колумкилле этому странному гостю из другого мира. - Чем было это озеро, на которое мы смотрим, в старые времена? Я знаю это, - сказал юноша. - Оно было желтым. Оно было цветущим. Оно было зеленым. Оно было холмистым. Оно было местом питья пива. В нем было серебро и колесницы. Я ходил по нему, когда был ланью. Когда был лососем. Когда был диким псом. Когда я был человеком, я купался в нем. Я носил желтый парус и зеленый парус. ... Я не знаю ни отца, ни матери. Я разговариваю с живими и с мертвыми.
Постоянноее перечисление циклов перерождения и легкость перемещения между этим физическим миром и многими другими мирами в кельтских историях указывают на глубину их онтологической древности. Даже традиционный зачин нынешнего ирландского рассказчика происходит из друидической метафизики: Фадо-фадо, или Давным-давно, если б я был там тогда, не был бы здесь сейчас; если бы был там сейчас и тогда, то рассказал бы новую сказку или старую сказку, или,