выразительным символом факта. Факт проявлял Таковость, это была лишь эмблема. Подобные символы являются источниками подлинного знания о Природе Вещей, и такое подлинное знание может служить для подготовки разума, который воспринимает его ради непосредственных прозрений, на свой страх и риск. Но это и все, Какими бы выразительными ни были символы, они никогда не станут вещами, которые они обозначают.
В данном контексте было бы интересно провести исследование произведений искусства, доступного великим знатокам Таковости. На какую .живопись взирал Экхарт? Какие скульптуры и картины сыграли роль в религиозном опыте Сан-Хуана де Ла Круса, Хакуина, Хуй-Нэна и Вильяма Лоу? На эти вопросы ответить я не способен. Но я сильно подозреваю, что большинство великих знатоков Таковости уделяли искусству очень мало внимания - одни вовсе отказывались иметь с ним что-либо общее, другие удовлетворялись тем, что взгляд критика посчитал бы второсортными, или даже десятисортными, произведениями. (Для человека, чей преображенный и преобразующий разум может видеть Все в любом этом, первосортность или десятисортность даже религиозной живописи будет являться вопросом самого что ни на есть высокомерного безразличия.) Полагаю, что искусство - только для начинающих или же для решительных, но зашедших в тупик людей, которые настроили свой разум так, что удовлетворяются эрзацем Таковости, символами, а не тем, что они означают, изысканно составленным рецептом вместо настоящего обеда.
Я вернул Ван Гога на место и взял соседний том. Это был альбом Боттичелли, Я начал его листать. Картина Рождение Венеры - никогда не была моей любимой. Венера и Марс, чью прелесть столь страстно поносил бедный Рескин во время кульминации своей надолго затянувшейся сексуальной трагедии. Изумительно богатая и сложная Клевета. А потом несколько менее знакомая и не очень хорошая картина - Юдифь. Мое внимание оказалось прикованным к ней, и я зачарованно смотрел не на бледную героиню-неврастеничку или ее слугу, не на лохматую голову жертвы или весенний пейзаж на заднем плане, но на складки у нее на лифе и на длинные, развеваемые ветром юбки.
Это было нечто, замеченное мной прежде - увиденное в то самое утро помимо цветов и мебели, когда я случайно опустил голову и продолжил по собственному выбору страстно всматриваться в свои скрещенные ноги. Эти складки на брюках - что за сложнейший лабиринт бесконечной значимости! А фактура серой фланели - какая богатая, какая глубокая и изумительно роскошная! И вот все это вновь-на картине Боттичелли.
Цивилизованные человеческие существа носят одежду, поэтому не может быть ни портретной живописи, ни какого-либо мифологического или исторического повествования без изображения складок ткани. Но простое портновское ремесло, хотя его и можно считать первоисточником, никогда не в силах объяснить буйный расцвет тканей в качестве главной темы всех пластических искусств. Очевидно, что художники всегда любили ткани ради них самих - или, точнее, ради себя самих. Рисуя или высекая ткань, вы рисуете или высекаете формы, которые для любых практических целей нерепрезентативны - своего рода безусловные формы, работая с которыми художники даже самого натуралистического толка любили дать себе волю. В типичной мадонне или апостоле чисто человеческий, полностью репрезентативный элемент составляет около десяти процентов от целого. Все остальное состоит из множества разноцветных вариаций на неисчерпаемую тему смятых шерсти или полотна. И эти непрезентативные девять десятых мадонны или апостола могут быть такими же важными качественно, какими они являются количественно. Очень часто они задают тональность всего произведения искусства, в которой исполняется тема, они выражают настроение, темперамент и жизненную установку художника. Стоическая безмятежность открывается в гладких поверхностях и широких, неискривленных складках тканей у Пьеро. Разрывающийся между фактом и желанием, между цинизмом и идеализмом, Бернини смягчает все, кроме карикатурного правдоподобия лиц, с помощью огромных портновских абстракций, являющихся воплощением в камне и бронзе вечных риторических общих мест - героизм, святость, возвышенность, к которой постоянно стремится человечество, но по большей части тщетно, А вот подспудно тревожные юбки и мантии Эль-Греко. Вот резкие, скрученные, напоминающие языки пламени, складки, в которые облачает фигуры Козимо Тура: во-первых, традиционная духовность распадается на невыразимое физиологическое томление, а, во-вторых, здесь корчится мучительное чувство неотъемлемой