безумством. Подумай о себе самом, о Заратустра! Ты сам -- поистине -- даже ты мог бы от избытка мудрости сделаться ослом. Не идет ли и совершенный мудрец охотно по самым кривым путям? Как доказывает очевидность, о Заратустра, -- твоя очевидность! -- И ты сам наконец, -- сказал Заратустра и обратился к самому безобразному человеку, все еще лежавшему на земле и протягивавшему руку к ослу (ибо он поил его вином). -- Скажи, ты, неизреченный, что ты сделал! Ты кажешься мне преображенным, твой взор горит, плащ возвышенного облекает безобразие твое, -- что делал ты? Правду ли говорят они, что ты опять воскресил его? И к чему? Разве он не был с полным основанием убит? Ты сам кажешься мне воскрешенным -- что делал ты? что ниспровергал ты? В чем убеждал ты себя? Говори, ты, неизреченный! О Заратустра, -- отвечал самый безобразный человек, -- ты -- плут! Жив ли он еще, или воскрес, или окончательно умер, -- кто из нас двоих знает это лучше? Я спрашиваю тебя. Одно только знаю я -- от тебя самого однажды научился я этому, о Заратустра: кто хочет окончательно убить, тот смеется. Убивают не гневом, а смехом -- так говорил ты однажды. О Заратустра, ты, скрывающийся, ты, разрушитель без гнева, ты, опасный святой, ты -- плут!
2 Но тут случилось, что Заратустра, удивленный этими плутовскими ответами, бросился ко входу в пещеру свою и, обращаясь ко всем своим гостям, крикнул громким голосом: О, все вы хитрые проныры и скоморохи! Что притворяетесь и скрываетесь вы предо мной! Как трепетало сердце каждого из нас от радости и злобы, что вы наконец опять стали, как дети, благочестивы, -- -- что вы наконец опять поступали, как поступают дети, именно молились, складывали крестом руки и говорили Боже милостивый! Но теперь предоставьте мне эту детскую комнату, мою собственную пещеру, где сегодня было столько ребячества. Остудите на воздухе ваш горячий детский задор и биение ваших сердец! Конечно: если не будете вы как дети, то не войдете вы в это Небесное Царство. (И Заратустра показал рукою наверх.) Но мы и не хотим вовсе войти в Небесное Царство: мужами стали мы -- и потому хотим мы царства земного. И еще раз начал говорить Заратустра: О мои новые друзья, -- говорил он, -- вы, странные, вы, высшие люди, как нравитесь вы мне теперь, -- -- с тех пор как стали вы опять веселыми! Поистине, вы все расцвели: мне кажется, что таким цветам, как вы, нужны новые праздники, -- какая-нибудь маленькая смелая чепуха, какое-нибудь богослужение и праздник осла, какой-нибудь старый веселый дурень -- Заратустра, вихрь, который дыханием своим надувает вам души. Не забывайте этой ночи и этого праздника осла, вы, высшие люди! Это изобрели вы у меня, это принимаю я, как доброе знамение, -- нечто подобное изобретают только выздоравливающие! И если будете вы вновь праздновать этот праздник осла, делайте это из любви к себе, делайте также из любви ко мне: и в мое воспоминанье! .
Песнь опьянения
1 Но тем временем они вышли один за другим на чистый воздух, в прохладную задумчивую ночь; Заратустра же вел за руку самого безобразного человека, чтобы показать ему свой ночной мир, большую круглую луну и серебряные водопады у пещеры своей. И вот наконец они стояли безмолвно все вместе; это были старые люди, но сердца их утешились, исполнились решимости, и дивились они про себя, что им так хорошо было на земле; а тайна ночи все глубже проникала в сердца их. И снова думал Заратустра про себя: О, как нравятся мне теперь эти высшие люди!, но он не сказал этого, ибо чтил счастье их и молчание их. -- И тогда случилось то, что было самого изумительного в тот долгий изумительный день: самый безобразный человек во второй, и последний, раз принялся пыхтеть и клокотать, но когда он добрался до слов, то из уст его вдруг отчетливо и чисто вылетел вопрос -- хороший, глубокий, ясно поставленный вопрос, от которого у всех слышавших его шевельнулось сердце в груди. Вы все, друзья мои, что теперь у вас на сердце? -- спросил самый безобразный человек. -- Ради этого дня -- я впервые доволен, что жил всю свою жизнь. И засвидетельствовать столь многое -- это для меня еще недостаточно. Стоит жить на земле: один день, один праздник, проведенный с Заратустрой, научил меня любить землю. Так это была жизнь? -- скажу я смерти. -- Ну что ж! Еще раз! Друзья мои, что теперь у вас на сердце? Не скажете ли вы смерти, подобно мне: так это была -- жизнь? Ну что ж, ради Заратустры -- еще раз! -- Так говорил самый безобразный человек; но было уже близко к полуночи. И как вы думаете, что случилось тогда? Как только высшие люди