хода вещей. Если понаблюдать, каким образом действуют боги, то придется признать, что они напоминают настоящих магов. Подобно колдуну или экзорцисту они считаются обладателями формул, которые повелевают материей и духами. В поэме о сотворении2 мы видим богов, готовящихся передать верховную власть Mapдуку, приглашающих его самому констатировать могущество своего слова: Тогда они положили посередине между собой одеяние; старшему над собой Мардуку так сказали они: Пусть воля твоя, о господин, будет верховной над всеми богами; уничтожение и сотворение, что ты ни скажешь, и это будет явлено. Открой свой рот, и это одеяние исчезнет. Дай ему противоположный приказ, и одеяние снова появится. Мардук открыл рот, и одеяние исчезло; он дал ему противоположный приказ, и одеяние снова появилось. Вновь посвященный маг не стал продолжать пробовать свои силы другими способами. Словом, та магическая власть, которой наделили Мардука боги, - это и есть способность повелевать вещами и изменять миропорядок посредством подходящей формулы. Мардук, мне это известно, является богом-чародеем по преимуществу. Однако другие боги действуют не иначе, чем он. Во всех случаях, когда они не пользуются естественными средствами, они прибегают именно к магии: например, если они не уверены в том, что их оружия достаточно для того, чтобы обеспечить победу, они стремятся уничтожить своего оппонента каким-нибудь проклятием. В тот момент, когда Мардук нападает на Тиамат, она читает заклинание и произносит свою формулу3. Слово является основным инструментом богов: по-видимому, оно лучше, чем физическое усилие, соответствует возникшему высокому представлению об их могуществе; гимны восхваляют неодолимую силу их слова; именно посредством его они принуждают одушевленные и неодушевленные существа служить их замыслам; короче говоря, они используют почти исключительно устные ритуалы магии. Тем не менее им случается действовать и посредством своих рук. Богиня Аруру сотворила Энкиду вовсе не посредством простого приказания: предварительно омыв руки, она размяла глину, из которой и вылепила этого героя4. Впрочем, текст не дает нам никаких подробностей по поводу того, каким образом она оживила тело. Боги пользуются даже амулетами и талисманами. О поясе Иштар мы уже говорили. Мардук, отправляясь на сражение с Тиамат, нес в руке магическое растение (шаммин тами)5.
Итак, власть богов по существу не отличается от власти, приписываемой магам, и, поскольку человек ограничивается тем, чтобы посредством заклинания заполучить и применить ее, религиозный феномен в этом акте, собственно говоря, отсутствует, имеет место лишь косвенная или двухступенчатая магия. Под религией,- говорит г-н Фрэзер,- я понимаю заступничество и посредничество сил, стоящих над человеком, которые, как считается, направляют и контролируют жизнь природы и человека6. Для большей точности следовало бы добавить: и понимаются, как способные по своей прихоти содействовать или отказывать в помощи. В этом и кроется единственное, по-настоящему серьезное и объективное, различие между магией и религией: магический обряд принуждает, религиозный - согласовывает. Маг претендует на то, чтобы повелевать богами, как простыми демонами или стихиями, жрец не ожидает от богов ничего, кроме доброй воли, которую и силится склонить. Несомненно, и этого следовало бы ожидать, нет религии, которая бы не восприняла и не хранила более или менее официально значительное число магических практик, в которых находят применение освященная вода, особые одеяния, реликвии и прочие амулеты. Более того, один и тот же обряд может, в зависимости от точки зрения, рассматриваться как магический или религиозный или, скорее, представлять собой неразрывное соединение магического и религиозного. Жертвоприношение Робигалия, при котором убивали рыжих собак с целью получения урожая такой спелости, при которой он приобретет цвет этого символа (rufae canes immolabantur ut fruges flavescentes ad maturitatem perducerentur - рыжих собак убивали, чтобы урожай, приобретая золотистый цвет, доходил до спелости7) было религиозным, если приношение считалось способом склонить богов, и магическим, если результаты ожидались от симпатической связи между цветом жертвы и урожая. Однако это никак не повышает ценность нашего различения и доказывает лишь глубокое взаимопроникновение магического и религиозного.
Остается сказать пару слов по поводу туманного вопроса о хронологических отношениях магии и религии. Наше различение, если оно допустимо, должно пролить на него некоторый свет. Его неоднократно