Горбовский А.

Тайная власть и незримая сила

с се- бя и заканчивать собой, подробно повествуя о своих до- стижениях и о совершенном им. При этом достигнутое им может действительно быть значительным, а все, о чем говорит он, быть правдой. Печаль в другом. В том, что он вообще говорит об этом и что говорить о себе до- ставляет ему радость. Постоянная жажда публичности, внимания, прямое или косвенное осуждение своих кол- лег - в том же русле...

И это не единственный из соблазнов и гибельных

троп, подстерегающих носителя дара, уводящих его с пу- ти. Как мот не замечает, как тает доставшийся ему капи- тал, пока не окажется наг и нищ под открытым небом, так сошедший с пути в самолюбовании и гордыне не ви- дит своего отпадения, удаляясь от совершенства, претер- певая угасание и распад собственной личности.

Еще один аспект того бытия, - тот, которому отдан, в котором пребывает носитель дара.

Мыс вами, я и вы, читатель, угодно это нам или нет, живем в мире, где каждый стремится выглядеть в глазах других наилучшим образом, где каждый хотел бы, чтобы его считали благожелательным, честным, добрым. Тем самым вольно или невольно каждый как бы творит для других собственный имидж - некий положительный образ самого себя. Причем первый, кто готов уверовать в этот образ, - это его создатель. Это - условие психоло- гической защиты и психологического комфорта челове- ка.

Для прозорливца же нет этого утешительного камуф- ляжа. В его реальности предельно обнажены все неприг- лядности окружающих, все гримасы зла.

- Приходит ко мне больной, приводят его, - расска- зывает целительница. - Чтобы иметь возможность по- мочь ему, я должна ощутить к нему хотя бы симпатию, доброе чувство. А я смотрю и вижу, сколько горя принес этот человек другим, сколько на нем слез, крови, судеб поломанных. А ведь для другого он выглядел бы вполне пристойно, даже приятно. Интеллигентное лицо, в очках, вежливый. Но мне-то видно другое...

Много ли радости знать о людях то, что сами они ста- рательно о себе скрывают, знать постыдное, грязное, низкое? Прозорливец, которому постоянно открыто это, обречен все время пребывать в соприкосновении с чьим- то злом.

Или еще. Человек весел, строит планы, исполнен без- заботной деятельности и суеты. А прозорливец видит пе- чать, которая на нем, и ту тень, что легла на его пути. Ви- дит и знает, что скажи, не скажи он - этого ему не избе- жать и не обойти.

Могут сказать: почему же только плохое, разве в жиз- ни мало радостного и хорошего? Это так. Но как к врачу не идут здоровые, так и к целителям и ясновидящим ре- дко приходят те, у кого все хорошо и прекрасно, кто бла- гополучен, здоров и счастлив. И можно ли осудить тех,

кто, приходя со своей болью, видит только ее, эту свою боль?

- За год я получила более двадцати тысяч писем, - говорит Л. А. Корабельникова. - Ответила на четыре ты- сячи. В каждом свои печали, свои трагедии. Телефон до- ма звонит не переставая. То же самое на работе. Я не даю своих телефонов. Люди узнают сами. Ни дома, ни на ра- боте телефоном я не могу пользоваться. Каким-то обра- зом люди узнают, где я живу, поджидают мейя на улице, у дверей. Бросаются ко мне, плачут, умоляют помочь, найти близкого человека, сказать, жив ли он. Но никто не спросит: Ты можешь? Ты не больна? А может быть, ты заболела, а может, у тебя самой горе? На работу ко мне приехали три женщины, у них горе, они рыдают. Звонят мне по внутреннему телефону. Я говорю: У меня умер отец. Я должна сейчас ехать в аэропорт за билетом. Я не могу. Я понимаю, у них тоже несчастье. Но слышат они только себя. Через зав. кафедрой передают мне фотогра- фию. Она приходит, кладет ее передо мной. Я ей пытаюсь объяснить: Я не могу же работать, я не в том состоянии, у меня же горе. У меня отец умер. Нет, не понимает. Не знаю, как я вышла к ним. И я все-таки работала. А они плачут. Потом одна из них сует мне деньги. Я говорю: Мне не надо ваших денег. Я вам все сказала. Идите. И тогда одна из них, видно, поняла что-то и говорит: Это ж надо. У нее горе, и у нас горе. И она оказалась лучше нас.

Я запомнила эту фразу. Но это скорее исключение. Вооб- ще же, когда у людей горе, ко всему другому они глухи. Я восемь часов на работе, возвращаюсь усталая. У моего дома уже толпа. Устала я, не устала, могу работать или нет - они звонят в дверь и ревут. Так я живу.

Живет так не она одна.