Горбовский А.

Тайная власть и незримая сила

существо это обернулось ко мне. Оно смотрело мне в лицо, между нами было сантиметров двадцать.

Глаза в глаза мы смотрели друг на друга. И тогда мне очень захотелось почему-то погладить его морду. Я про- тянула ладонь, но сделала это, очевидно, резко, и собака или, вернее, существо это испугалось, бросилось в одну сторону, в другую и пропало. Я тогда закричала. Все про- снулись, а я ничего сказать не могла, я онемела. На дру- гой день я и хозяйские дети были во дворе, а в нашу ком- нату, где был гробик, вошла хозяйка, у которой мы сни- мали комнату. И вдруг она с криком оттуда выбегает: Мария! Мария! Это мою мать так звали. А я хочу ска-

зать, что я тоже видела, что это просто собака, а сказать не могу.

Мать повела меня к бабке, чтобы вылечить от немоты Она посмотрела на меня и сказала: Девочка некрещен- ная, ты ее крести, потом приводи. Пришел батюшка, крестил нас с братом. Мы опять пошли к бабке. Она что- то со мной делала, отчитывала, по ничем помочь так и не смогла. Сказала только, что был большой испуг и что си- лу, которая стоит за этим, она одолеть не может. Единст- венное, чего все-таки добилась она, - я смогла мычать Ко всему прочему после того, что произошло со мной, я еще стала лунатиком. В двенадцать часов ночи у меня ца^ чинали вытягиваться руки. Вот так и вверх. Все равно, сплю я или нет. Я очень хорошо помню это чувство, по- тому что продолжалось это до четырнадцати лет. Против востоять, сопротивляться этому было невозможно. В две^ надцать часов я вставала, глаза были открыты, это мне мать говорила. Но глаза были как бы незрячими, зрачки были без движения. Если бы меня кто-нибудь видел тог- да, кроме моих родителей, он бы сказал, что ребенок слеп. Если днем я была совершенно немой, то в таком со- стоянии я говорила, и говорила чисто. Все время при этом я кого-то гнала: Уходи! Уходи отсюда! Не смей приходить сюда! Но кого гнала, кого видела тогда, днем я не помнила и не знаю сейчас. Я открывала двери. Хо- дила по дому и выходила наружу. Это продолжалось с по- луночи до трех ночи. Утром я просыпалась, но не помни- ла ничего и была опять немой. Ночью, когда я гнала ко- го-то, иногда я брала ведро, выходила из дома через до- рогу, где был водопроводный кран, набирала воды и на- . подняла в доме все чашки, склянки, тарелки - все, что было в доме. В таком состоянии я часто залазила на кры- шу или на дерево, которое росло перед домом. При этом забиралась на самую верхнюю тонкую ветку, которая бы и кошки не выдержала. Все это потом мне мать расска- зывала. Стоя на этой верхней ветке, я поднимала руки вверх и с кем-то разговаривала. Уже не прогоняла, а все время обращалась к кому-то. Иногда родителям моим казалось, что я говорю не по-русски. На каком языке, они не знали. Недалеко у нас был небольшой пруд, и я направлялась туда. Если я не ходила по пруду, по воде, то садилась на берегу, поднимала голову к звездному небу и опять с кем-то говорила, к кому-то обращалась. И опять, как потом рассказывала мне мать, она слышала, что я го- ворю не по-русски.

Родители сколько ни обращались к врачам, это было совершенно бесполезно, бессмысленно, во мне не нахо- дили никаких отклонений, кроме того, что я не могла го- ворить. Во сне часто мне снились странные вещи и непо- нятные животные. Когда я помнила сон, я рисовала ка- кие-то здания, каких не бывает на Земле, и очень боль- ших червяков, с крыльями, без крыльев, с большими мордами. Потом, когда я училась в школе, я увидела кар- тинки с изображением драконов. Но то, что я рисовала, это было другое. Правда, сейчас я сомневаюсь, может быть, и драконы. Для меня это были крылатые червяки.

Очень большие. Иногда я рисовала человеческие лица.

Но и эти лица были непохожи на лица обычных людей.

Это был мир каких-то особых снов, в которых я жила тогда. Вечером я ложилась спать. Ровно в двенадцать вставала, и продолжалось это все ровно до трех часов. На нашей улице, а жили мы тогда уже на Украине, в Донец- кой области, была одна женщина, татарка. Однажды она подошла к матери и говорит: Я попробую вылечить твою девочку. Договорись, чтобы ее отпустили из школы на три дня, и приводи ее ко мне. Мне было тогда уже че- тырнадцать лет, в школу я пошла с восьми, как все дети в то время. Поскольку я не говорила, у доски я не отвечала, а все задания выполняла письменно и привыкла к этому, и другие тоже привыкли, что я такая. К тому времени я была в пятом классе.