ее. От мухи остались голова, тело, крылья и лапки - саму же муху он не мог найти нигде. Он не заметил, что эти части в его руке, собранные и действующие, и были мухой. Они действовали как муха, и их нельзя не считать мухой. Муха летала. Полет мухи, вопреки замешательству мальчика, был проявлением, по крайней мере, одной из ее функций. Подобным же образом действие шутки, пока ее не начнут критически анализировать, конечно, неоспоримо. И не вина мухи, что мальчик не может понять, как и почему она летает или почему части мухи не выглядят как целая муха. Поэтому, когда мы имеем дело с наблюдателем такой же степени поверхностности, мы, конечно, не обязаны скрывать, до чего на самом деле доходит его глупость.
Однажды мы поставили специальный иллюстративный эксперимент, чтобы продемонстрировать, сколь ограничен насмешник. Четыре филистера, считающихся, однако, людьми интеллектуально развитыми, отрицали возможность психологического, не говоря уже духовного, воздействия юмора, заявляя, что они могут делать то же самое. Когда же их попросили сделать это, двое отказались продемонстрировать свое понимание шуток. Двое других, принявших предложение из спортивного интереса, оказались совершенно неспособны провести структурный анализ историй. Возможно, немилосердный зритель заметит здесь, что это была иллюстрация неспособности людей, приученных к власти без ответственности: нет нужды уметь делать что-то, если можно привести достаточно правдоподобные доводы, что этого делать не стоит. Но эти хвастуны являются подтверждением высказывания профессора Роберта Орнстейна: У того, кто считает, что у него голова на плечах, чаще всего просто язык длинный.
Вы обнаружите, что люди, обусловленные идеологией и приученные к мелким догмам, часто скрывают это под маской разумности или же настолько обманывают себя, что ведут своего рода двойную жизнь. Они могут выглядеть в высшей степени разумными, но скрывать под этим недостаток гибкости и набор ограниченных взглядов, которые их приучили прятать. С помощью такого камуфляжа они побуждают людей принимать их убеждения; им также недоступны глубокие чувства. Способ отпугнуть их - проверить, могут ли они выдерживать юмор.
Это одна из причин, почему суфии используют юмор...
Шутки - это конструкции, и, когда их используют суфии, они могут выполнять множество различных функций. Точно так, как мы можем извлечь из шутки юмор в виде питательного содержимого, из нее можно воспринять различные измерения в зависимости от обстоятельств: у шутки нет стандартного смысла. Разные люди увидят в ней разное содержание, и указание на некоторые из ее возможных употреблений, если мы привыкли к этому методу, не лишит ее эффективности. Один и тот же человек может увидеть различные стороны одной и той же шутки в соответствии с меняющимся состоянием понимания или даже с настроением. Эти шутки, как и не-юмористические обучающие истории, преподносят нам, таким образом, отменный инструмент для иллюстрации и действия. То, как человек реагирует на шутку, так же покажет нам, а возможно, и ему, его блоки и предположения, поможет растворить их на пользу всем.
Огонь Говорят, эту историю, возможно, и недостоверную, рассказывают в Японии. Одному американскому туристу показывали место поклонения. Вместе со своим гидом он подошел к огню, горящему на алтаре.
- Это пламя, - дрожащим голосом сказал престарелый хранитель, - горит уже тысячу лет...
Американец наклонился и задул его: - Ну, вот оно и погасло, не правда ли?
Я слышал эту историю, наверное, в пяти разных странах. Когда турист - англичанин, подразумевается, что он все презирает, когда француз, - что он чувствует свое превосходство, когда американец, - что он нечувствителен. В последний раз я упоминал этот случай в почти королевском обществе, и мне сделали внушение за то, что у меня настолько плохое чувство юмора, что я даже хочу отравить другим удовольствие от шутки, анализируя ее или пытаясь выжать смысл там, где разумным путем ничего нельзя получить.
Однако я отношусь к шуткам так же, как другие люди относятся к апельсинам: они и вкусны, и питательны. То, что апельсин имеет восхитительный вкус, не означает, что он не может быть ценен для еды. Если я наслаждаюсь запахом яблока, то это не означает, что его питательная ценность пропадет, если я его съем. Правда, против этого аргумента возражали: Да, когда вы нюхаете розу, она вам нравится, но если вы попробуете съесть розовый куст, то будете разочарованы. К счастью для несогласных с этим доводом, его легко опровергнуть так: хотя