Шах Идрис

Волшебный монастырь

есть наравне с овсом иную пищу. Самоочевидно, что такие попытки могут интересовать только людей легковерных, либо неуравновешенных эзотериков. Существует также риск того, что голодание повлечет за собой преждевременную смерть. (Цит. по: Заблуждения и ереси, том 99. Публикации Совета обороны Овсяндии, разд. Пищеварение) Да, правда: временами смутьяны и те, кто пренебрег опасностью, говорили овсянцам: Почему бы вам не есть фрукты? Но им вскоре было сказано с убийственной логикой: Фрукты отвратительны любому свободному овсянцу.

Слышали также, как некоторые безмозглые тупицы говорили: А почему бы не начать строить из глиняных кирпичей? Но когда они получали ответ (что превышало то, чего они заслуживали), это быстро ставило их на место: Глина существует для кротов. И кроме того, Авена Первый, наш достославный основатель, несомненно, дал бы нам предписание на этот счет, где указал бы, как использовать глину, если бы в этом была хоть какая-то польза.

Были, тем не менее, еще авантюристы, которые говорили: Можно делать инструменты из металла. Им отвечали: Инструмент из овсянки - истинный инструмент. Истинным металлом будет овсяночный металл! Однако возможности овсистов не ограничивались защитой овсянки или неустанным исследованием ее ценности и пользы. Философия овсизма могла бросить вызов любому пришельцу, сразив его неопровержимой диалектикой. Если бы хоть какие-то из этих безумных, выпадающих из концепции овсизма идей обладали жизнеспособностью, они могли бы быть объяснены на овсянском языке - богатейшем изо всех унаследованных человеком языков, позволяющем наиболее тонко передавать оттенки мыслей.

Как-то раз один теоретик овсизма сказал: - Вы, нон-овсисты, просто-напросто представляете собой сброд мистиков, эзотериков, магов, оккультистов, шаманов, сумасшедших, старых дев с расстроенным воображением, доверчивых идиотов, одержимых и прочих неизлечимых психов.

- Нет, мы не таковы, - отвечали ему нон-овсисты. Но дело-то в том - и это надо понимать, - что в большинстве своем они таковыми и были.

Ирония судьбы заключается в том, что таковыми их сделали овсисты.

Что же до истинных нон-овсистов - в отличие от любителей сенсаций, - то они вынуждены были пребывать в узком кругу и вести себя осмотрительно, дабы избежать проникновения в свою среду всяких овсянских недовольных, требовавших доступа к ним, настаивавших на названии неовсизм и издающих больше шума, чем кто бы то ни было.

Овсянцам достаточно было просто указывать на весь этот сброд - который даже и овес вырастить как следует не умел, - чтобы фактически доказать всем, что нон-овсисты полностью деморализованы.

Когда же фактов не хватало или поджимало время, в ход, бывало, пускался собственно энтузиазм с его вдохновляющими, объединяющими восклицаниями типа: Девяносто миллионов овсянцев не могут быть неправыми! Никто не сумел бы предъявить овсянцам обвинение в узости мышления. Каждая истинно новая идея встречалась с бурным интересом. Один из овсистских философов, продемонстрировав неиссякаемую плодотворность нации, изрек: Я - овсяночник, следовательно, я существую! Был случай, когда некий тиран заявил: Овсянка - это я! Но такие люди рано или поздно умирают, тогда как красота и установленные порядки непреходящи.

Со временем, разумеется, из овсизма произросла богатая и многообещающая культура. Некоторое представление об ее огромной и воодушевляющей ценности можно составить даже по небольшим извлечениям из ее древней мудрости.

Одна из самых проникновенных традиционных песен, Овсяндия навсегда, открывается словами: Прекрасный Овес, святой Овес, любящий Овес, дающий Овес... Овес! Овес! Овес! Временами в умах людей происходили революции, и тогда старое мироощущение подвергалось жесткой критике. Один раз так было, когда модернистские писатели начали исследовать возможности новых путей выражения своего внутреннего бытия. Первые несколько строк из типичного образца Новой поэзии демонстрируют утверждение жизнеспособности человеческого духа: Овес

Осев

Весо

Сево Чувство самообновления, порождаемое сбрасыванием оков обветшалого традиционализма, в данном стиле поистине уникально.