иное, как Нирвана, никогда не было иным и никогда иным не будет. И все, чего достигает индивидуальный человек - Признания этого вечного факта. Лично я Признал это с радостью. Даже тогда я ощутил эту радость как некий Поток, хотя и в ослабленной форме по сравнению с тем, как я ощущаю Его сейчас.
Однажды я провел целый день, погрузившись в этот Поток, и в течение какого-то периода он был
подвластен моему сознательному контролю. В то время я готовился к лекциям по вопросам метафизики и обнаружил, что в эту работу стало проникать больше Света. Ранее при подготовке и чтении лекций я в значительной степени пользовался формальной организацией, теперь же я начал все более полагаться на вдохновение или спонтанность, и вскоре убедился, что вполне могу доверять этой спонтанности при условии должного отношения у аудитории. При отсутствии такого отношения я всегда мог вернуться к более формальной подготовке.
С тех пор я начал сочетать оба этих метода и обнаружил, что творческое развитие идей, производимое непосредственно перед аудиторией, высвобождает сопутствующим образом нечто вроде Потока, который, среди прочих свойств, обладает эффектом удерживать аудиторию в какой-то особой тишине.
Внимание слушателей удерживалось, даже если они не понимали развиваемых идей, как часто обнаруживалось в последующей беседе, причем простое повторение рассуждений такого влияния не оказывало. И таким образом я нашел определенную связь между Потоком и Творчеством. С относительной точки зрения этот Поток требует все нового и нового разрушения и воссоздания форм. Если форма становится сравнительно фиксированной, Поток убывает. И, тем не менее, очень странным образом это разрушение и воссоздание оставляет какую-то тонкую основную форму неизменной. В результате достигается необходимая согласованность между всеми формальными объединениями, рожденными в Потоке, при условии, что индивидуум понимает используемый язык. Но даже если это и не так, согласованность все же остается, хотя и в каком-то более глубоком смысле, который не столь очевиден.
13. БЛАЖЕНСТВО НИРВАНЫ
В Потоке мы находимся в присутствии Непрерывного Движения, которое вместе с тем можно охарактеризовать как Неизменность. В некотором смысле мы можем сказать, что Ключ к Бессмертию должен быть непрерывно творческим, оставаясь в то же время вечно тем же. Нирвана - это чистое творчество, и, как таковое, не может быть уловлено в застывшем определении. С другой стороны, подлинные объекты сознания можно определить, поскольку они суть формы. Нирвана непостижима, но она есть непрестанное Постижение. Вот частичное объяснение блаженства Нирваны, которое может просочиться в сферу понимания более обычного сознания. Творческая активность даже на более низких уровнях пробуждает некоторую степень блаженства, хотя и все более и более низкого свойства по мере перехода к физиологии. Обычно такое меньшее блаженство длится лишь миг или в лучшем случае какой-то краткий период с последующим упадком и изможденностью. Представьте себе интенсивность блаженства сверх всякого относительного воображения и далеко превышающего пределы того, что может вынести любой физический организм, а затем предположите, что оно длится не миг или какое-то краткое время, но продолжается с непрерывным постоянством неограниченно. Тогда можно хоть как-то уловить некоторый аспект Блаженства Нирваны. Разве так уж удивительно, что многие становятся 'опьяненными Богом' и не идут дальше к достижению подлинного совершенства (мастерства)?
14. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАПИСИ
Я хотел бы еще раз отметить, что хотя второе Постижение вызвало во мне глубокую перемену, но некоторые аспекты моей относительной природы, преимущественно, ниже интеллекта, оказались практически незатронутыми, и на внешнем плане сознания осталось какое-то 'помутнение горизонта'. В то время я не мог вызвать Поток, хотя уровень интеллектуального понимания был сравнительно высоким. Потом лекции и классная работа продолжались в Чикаго. В течение первых трех недель я находился в очень необычном для себя состоянии: городская среда ощущалась как почти невыносимое давление на мое личное сознание. Мой ум был погружен в какую-то летаргию, и всякий раз приходилось усилием воли восстанавливать присущую мне работу мысли. Я почти ежедневно бывал на кафедре, несмотря на то, что большую часть суток сознание было настолько обременено тяжестью, что все время хотелось спать. Я читал лекции как бы по инерции, хотя в целом мое состояние как будто не замечалось другими. Через три недели я, наконец, прорвался через