Джек Керуак

Бродяги Драхмы

я закрывал глаза, и мне действительно

являлись видения священной снежной пустоты; открыв глаза, я видел друзей,

сидящих вокруг и ждущих объяснения, и никому мое поведение не казалось

странным, среди буддистов это было вполне естественно, им было все равно,

собираюсь я что-нибудь объяснять или нет. Вообще всю весну я чувствовал

непреодолимое желание закрыть глаза, находясь в компании. Девушек это,

наверное, пугало. 'Чего это он с закрытыми глазами сидит?'

Малышка Праджна, двухлетняя дочь Шона, подходила и, тыча мне пальчиком

в закрытые веки, говорила: 'Дядя. Пумс!' Иногда я предпочитал болтовне в

гостиной маленькие волшебные прогулки в саду за ручку с Праджной.

Что касается Джефи, то он был мной вполне доволен, если я только не

совершал промашек, например, отворачивал фитиль керосиновой лампы так, что

она начинала коптить, или плохо затачивал топор. Тут он бывал весьма суров.

'Учиться надо! - говорил он. - Черт, терпеть не могу, когда все делается

кое-как'. Потрясающие ужины умудрялся он извлекать из своей части

продуктового шкафчика: смешает разные травы и сушеные корешки, купленные в

Чайнатауне, поварит немножко, добавит соевого соуса и выкладывает на

свежеотваренный рис - получается невероятно вкусно. Есть полагалось

палочками. Сидим под шум деревьев, окна еще открыты, хотя холодает, и

хрум-хрум, уписываем самодельные китайские кушанья. Джефи отлично управлялся

с палочками и орудовал ими с удовольствием. После я иногда мыл посуду и

выходил ненадолго помедитировать на коврике под эвкалиптами, и через окно

видел, как Джефи читает при тусклом коричневом свете лампы, ковыряя

зубочисткой в зубах. Иногда он выходил на порог и аукал, а я не отвечал и

слышал, как он бормочет: 'Где ж его черти носят?', и видел, как он

вглядывается в ночь, ищет своего бхикку. Как-то ночью я сидел, медитируя,

вдруг справа от меня что-то громко треснуло, смотрю - олень вернулся в

старый олений парк, роется в сухой листве. Ветер приносил из долины

душераздирающий крик мула, переливчатый, как йодль, как труба скорбного

ангела, как напоминание людям, переваривающим по домам свой обед, что не все

так благополучно, как кажется. А ведь это был всего-навсего любовный призыв.

Вот в том-то и дело...

Однажды ночью я медитировал в настолько совершенной неподвижности, что

два комара прилетели и сели на обе мои скулы, долго сидели, не кусая, да так

и улетели, не укусив.

27