Бродяги Драхмы

Понадобилось ровно эти двадцать пять миль, чтобы выбраться из

лос-анджелесского смога: в Риверсайде с чистого неба сияло солнце. Въезжая в

Риверсайд через мост, я увидел чудесные белопесчаные берега с тонкой

струйкой речки посредине и возликовал. Мне так хотелось поскорее заночевать

где-нибудь на природе, проверить на практике свои новые идеи. Но на жаркой

солнечной остановке, заметив мой рюкзак, подошел какой-то негр, сказал, что

он отчасти индеец-могавк, а когда я сообщил ему, что собираюсь спуститься с

шоссе и заночевать на песчаном берегу, предупредил: 'Нет, сэр, не выйдет

дело, тут самая крутая полиция во всем штате, если засекут - точно повяжут.

Да, брат, - сказал он, - я бы и сам сегодня не прочь поспать под кустом, но

это запрещается'.

- Да, тут тебе не Индия, - сказал я горько, но все же решил попытать

счастья. То же самое, что и на станции в Сан-Хосе: запрещено, но

единственный способ - обойти закон и тайком сделать по-своему. Я рассмеялся,

подумав: что, если бы я был Фуке, китайский мудрец девятого века, который

бродил по Китаю, непрестанно звоня в колокольчик. Вместо того, чтобы спать

на природе, кататься на товарняках и делать то, что хочется, сидел бы я

сейчас перед хорошим телевизором вместе с сотней других пациентов в дурдоме,

под должным надзором. Я зашел в супермаркет, купил концентрат апельсинового

сока, сливочный сыр с орехами и пшеничный хлеб - до завтра должно хватить, а

наутро выйду на трассу с другой стороны городка. Было много патрульных

машин, откуда на меня подозрительно косились полицейские - холеные, хорошо

оплачиваемые, на новеньких машинах, снабженных дорогими рациями, чтобы не

дай Бог не вздумал какой-нибудь бхикку заночевать под кустом.

У опушки я внимательно огляделся и, удостоверившись, что ни впереди, ни

сзади на шоссе нет патрульных машин, быстро углубился в лес. Не теряя

времени в поисках бойскаутской тропы, я пер напролом, ломая сухие ветки,

прямо к золотым пескам речной долины, где собирался заночевать. Надо мной по

мосту неслось шоссе, но заметить меня можно было, лишь остановившись и

посмотрев вниз. Как преступник, продрался я сквозь ломкую чащу, выбрался,

весь потный, завяз по щиколотку, промочил ноги, наконец нашел подходящее

место, вроде бамбуковой рощицы, но, чтоб никто не заметил дымок, до самых

сумерек опасался разводить костер, да и потом старался особо его не

раскочегаривать. Я расстелил пончо и спальный мешок на сухом шуршащем ковре

из листьев и кусков бамбуковой древесины. Желтые осины наполняли воздух

золотом и глаза мои дрожью. Неплохое местечко, если бы не рев грузовиков на

мосту. Простуда донимала, я постоял пять минут на голове. Рассмеялся. 'Что

подумали бы люди, увидев меня?' На самом деле было совсем не смешно, скорее

грустно, даже очень грустно, как и прошлой ночью в той страшной стране

тумана и проволоки в индустриальном Эл-Эй, где я, грешным делом, даже

всплакнул немножко. Бездомному бродяге есть о чем поплакать, весь мир против

него.

Стемнело. Я взял котелок и пошел за водой, но пришлось продираться

сквозь густой кустарник, и на обратном пути почти вся вода расплескалась. Я

смешал остатки с апельсиновым концентратом и приготовил себе в шейкере

стакан ледяного сока, потом намазал на пшеничный хлеб ореховый сливочный сыр

и с удовольствием съел. 'Сегодня, - думал я, - буду спать крепко и долго,

буду молиться под звездами Господу, чтоб даровал мне будущее Будды по

совершении труда и подвига Будды, аминь'. И, поскольку близилось Рождество,

добавил: 'Да благословит Господь всех вас, да будет веселое доброе Рождество

над вашими крышами, да осенят их ангелы рождественской ночью, ночью крупной,

яркой, настоящей Звезды, аминь'. Я прилег на спальник, курил и думал: 'Все

возможно. Я и Бог, я и Будда, я и несовершенный Рэй Смит, все сразу, я

пустое пространство, каждая вещь - это я. И все время в этом мире, из жизни

в жизнь, я должен делать то, что надо, то, что должно быть сделано,