очень нравилось и для этого не
нужно было внешнее принуждение. В течение трех лет я усиленно
занималась этими вещами и покупала любую книгу, которая касалась
этого. Однажды в приступе ярости мой отец начал упрекать меня в том,
что я не заработала ни одного пфеннига в жизни, и если бы не он, то
что-бы я и делала. Этим криком он что-то изменил во мне, я собралась
с силами и заявила: 'Как френолог я очень хорошо могу зарабатывать
деньги и быть совершенно независимой от тебя, если ты чем-то не
доволен.' Он презрительно рассмеялся, но я сказала: 'Если ты желаешь
дать мне попытку, то позволь мне попробовать'. Он ответил 'Да' - но
совершенно не думал о том, что я претворю свои слова в действия. Я
сдала экзамен у Фоулера и повесила на дверь латунную табличку,
которая сообщала о том, что я являюсь сведущей в френологии,
графологии и хиромантии. Почти с самого начала у меня было много
посетителей. Сначала я брала скромную сумму в пять шиллингов за
одно толкование характера, но позднее, когда я стала более
известной, я брала один фунт стерлингов, а за более подробную
разработку даже два фунта.
Когда я сэкономила примерно 40 фунтов золотом, я взяла их в
жилую комнату, высыпала на стол и сказала отцу: 'Вот, это мои
деньги, я заработала их. Ты ни подарил, ни одолжил их мне'. И он в
первый раз отнесся ко мне с уважением. Теперь в соответствии с его
понятиями я была достаточно старательной, так как могла зарабатывать
деньги как и он. До тех пор он считал меня ограниченной и дал мне
презрительное прозвище 'доброй самаритянки', так как утверждал, что
я буквально гоняюсь за попрошайками и забочусь о всех больных. Он
никогда не давал милостыню, избегал больных из-за боязни заразиться.
Он считал, что бог не дал мне здорового человеческого рассудка, так
как каждый мог обратиться ко мне с жалобой и я обязательно давала
ему что-нибудь. Его принципы были: 'Что делает мир для тебя?',
'Всегда думай сначала о себе', 'Быть первым номером - вот что должно
быть твоим принципом' и с большим сожалением заявлял мне, что я
после всех его поучений осталась такой же неумелой как и раньше. Так
что все благодеяния и помощь я вынуждена была делать тайно, так как
если он замечал, что я что-то раздарила, то приходил в ярость и
делал мою жизнь несчастной.
Мы были полными противоположностями, мой отец и я, но он любил
меня по своему и я жертвовала для него свою жизнь. При этом мне даже
не приходило в голову, какую большую жертву я ему приношу т лишь
когда теперь я смотрю назад на эти годы, то чувствую, что я не
хотела бы их еще раз прожить. Лучше умереть. Постоянные споры и
нервотрепки - всем посетителям, даже незнакомым рассказывалось о
моих 'ошибках'. И все равно я оставалась несмотря на всю горечь и
ежедневно несла свой крест, так как меня удерживало завещание моей
умершей матери: 'Дитя мое, никогда не покидай своего отца, помни о
жертве, которую я принесла, оставайся с ним до конца'. Теперь у
меня
- 138-
была профессия, я не зависела ни от кого и легко могла бы найти свой
путь в жизни. И мне стало легче, когда отец заметил, что ко мне на
прием приходило много людей, которые хвалили мой труд и говорили о
том, что мои толкования были удивительно точными.
ОТHОСИТЕЛЬHАЯ СВОБОДА
Так постепенно я становилась все независимее и в конце концов
могла даже выходить в общество и читать лекции о френологии,
хиромантии и родственных областях. Мой отец был особенно рад, когда
пришел чек на пять фунтов стерлингов за лекцию. Так в 28 лет я стала
лектором, много путешествовала и ежедневно сдавала экзамены. Теперь
мое время было заполнено, и у меня не было ни одной свободной
минуты. Hа основании моей профессии я должна была часами писать и
принимать посетителей в другой комнате, отдельно от моего отца. Hо
на это он согласился, так как ему очень нравилось, что я
зарабатывала деньги.
Hасколько все-таки удивителен человек: В то время мой отец
зарабатывал 80.000 фунтов в год, но его отношение ко мне абсолютно
не изменилось. У меня были только те деньги, которые я зарабатывала.
В то время, когда мне было 28 лет смерть забрала у меня дорогого
старого друга, врача, о котором я уже говорила и который постоянно,
начиная с моего детского возраста и вплоть до своей смерти пытался
помочь мне и делать все, чтобы заставить моего отца доставлять мне
время от времени удовольствие и разнообразие. Меня очень опечалила
эта смерть и даже мой отец нашел несколько слов сожаления, так как
этот достойный