_вот оно_,
голос его - крик невиданной птицы,
и Три-Джейн вторит ему своей песней,
тремя нотами, высокими и безупречно чистыми.
_Настоящее Имя_...
Неоновые джунгли, дождь кропит горячую мостовую. Запах еды от
жаровни. Рука девушки лежит на его пояснице в потной тьме
припортовой гостиничной капсулы.
И все это стремительно отодвигается вдаль, отступает по мере
того, как отдаляются небоскребы, но под ним все то же самое:
бескрайний простор города, подобного Тибе, ровные ряды хранилища
информации корпорации 'Тиссье-Ашпул', дороги и перекрестки,
выписанные на поверхностях микрочипов, и - грязный, пропитанный
потом узор на скрученной, завязанной узлом повязке...
Его разбудил голос, подобный музыке, - платиновый терминал
произносил короткие мелодичные фразы, которым не было конца,
зачитывая номера анонимных швейцарских счетов, атрибуты денежных
переводов для Сиона на адрес 'Багамского орбитального банка', серии
паспортов и номера рейсов челноков и суть необратимых и обширных
изменений, произведенных в банках данных тьюринговой полиции.
Тьюринг. Кейс вспомнил тела, покрытые трафаретным загаром под
кинематографическим небом. Падение через перила ажурного мостика.
Вспомнил улицу Исполнения Желаний.
Голос продолжал свое успокоительное пение, и Кейс снова
погрузился во тьму, но это уже была его собственная тьма, темно-
красного цвета крови, пульсирующая, та, в которой он обычно спал,
прикрывая глаза собственными веками, а не чем-то другим.
Через некоторое время он снова проснулся, ненадолго, и, решив,
что ему снится сон, улыбнулся в ответ на широкую белозубую улыбку,
обнажающую золотые резцы. Аэрол привязывал его к
противоперегрузочному ложу на 'Вавилонском рокере'.
А затем - долгие, успокоительные пульсации даба с кластера
Сион.
_CODA_. Отправление и прибытие.
Она ушла. Он понял это сразу, как только открыл дверь их номера
в отеле 'Хайят'. Черные подушки, пол из полированной до тусклого
блеска сосны, ширмы под рисовую бумагу, расставленные с искусством,
совершенствуемым веками. Ее не было.
На черном лакированном шкафчике-баре возле двери лежала
записка - одинокий листок обычной бумаги для писем, сложенный
пополам и прижатый сверху сюрикеном. Кейс вытащил записку из-под
девятиконечной звездочки, развернул и прочитал.
ПРИВЕТ ВСЕ В ПОРЯДКЕ ПРОСТО ЭТА ИГРА ЗАТЯНУЛАСЬ И Я РЕШИЛА ПОДВЕСТИ
ЧЕРТУ. ТАК УЖ НАВЕРНО Я УСТРОЕНА. БУДЬ ОСТОРОЖЕН ХОРОШО? МОЛЛИ
Кейс скатал записку в шарик и бросил рядом с сюрикеном. Поднял
звездочку и вышел на балкон, поворачивая сюрикен в пальцах. На
Сионе, ожидая посадки на челнок японской авиакомпании, он обнаружил
звездочку в кармане куртки. Кейс посмотрел на блестящий предмет в
своей руке. Во время совместного пребывания в Тибе, где Молли
сделали необходимые операции, они много раз проходили мимо лавочки,
в витрине которой были выставлены сюрикены. В ту ночь, когда Молли
осталась в клинике и ей предстояла долгая операция, Кейс отправился
в 'Чатсубо' повидаться с Рацем. До того вечера что-то заставляло его
обходить это место стороной, хотя он раз пять или шесть бывал
неподалеку, но теперь ему захотелось заглянуть в бар.
Рац подал Кейсу пиво, ничем не выдавая, что узнал его.
- Эй, - сказал Кейс, - это я, Кейс.
Спрятанные в провалах морщинистой плоти глаза старика несколько
секунд оценивающе рассматривали Кейса.
- А, это ты, - сказал наконец бармен, - артист. - Рац пожал
плечами.
- Я вернулся.
Бармен покачал массивной, увенчанной короткой щетиной головой.
- Ночной Город - не то место, куда возвращаются, артист, -
сказал он, вытирая грязной тряпкой стойку перед Кейсом - розовый
манипулятор Раца заунывно скрипел.
Рац отвернулся и занялся другим посетителем, а Кейс допил свое
пиво и ушел.
Теперь он стоял на балконе и осторожно трогал острия сюрикена,
перебирал их одно за другим, вращал звездочку, зажав ее центр в
пальцах. Звезды. Судьба. Я так и не смог привыкнуть к этой
чертовщине, подумал Кейс.
Я так и не узнал, какого цвета у нее глаза. Она мне их так и не
показала.
Зимнее Безмолвие выиграл, смешался каким-то образом с
Нейромантиком и превратился в нечто иное, что заговорило с