Уильям Гибсон

Нейромантик (Часть 2)

_вот оно_,

голос его - крик невиданной птицы,

и Три-Джейн вторит ему своей песней,

тремя нотами, высокими и безупречно чистыми.

_Настоящее Имя_...

Неоновые джунгли, дождь кропит горячую мостовую. Запах еды от

жаровни. Рука девушки лежит на его пояснице в потной тьме

припортовой гостиничной капсулы.

И все это стремительно отодвигается вдаль, отступает по мере

того, как отдаляются небоскребы, но под ним все то же самое:

бескрайний простор города, подобного Тибе, ровные ряды хранилища

информации корпорации 'Тиссье-Ашпул', дороги и перекрестки,

выписанные на поверхностях микрочипов, и - грязный, пропитанный

потом узор на скрученной, завязанной узлом повязке...

Его разбудил голос, подобный музыке, - платиновый терминал

произносил короткие мелодичные фразы, которым не было конца,

зачитывая номера анонимных швейцарских счетов, атрибуты денежных

переводов для Сиона на адрес 'Багамского орбитального банка', серии

паспортов и номера рейсов челноков и суть необратимых и обширных

изменений, произведенных в банках данных тьюринговой полиции.

Тьюринг. Кейс вспомнил тела, покрытые трафаретным загаром под

кинематографическим небом. Падение через перила ажурного мостика.

Вспомнил улицу Исполнения Желаний.

Голос продолжал свое успокоительное пение, и Кейс снова

погрузился во тьму, но это уже была его собственная тьма, темно-

красного цвета крови, пульсирующая, та, в которой он обычно спал,

прикрывая глаза собственными веками, а не чем-то другим.

Через некоторое время он снова проснулся, ненадолго, и, решив,

что ему снится сон, улыбнулся в ответ на широкую белозубую улыбку,

обнажающую золотые резцы. Аэрол привязывал его к

противоперегрузочному ложу на 'Вавилонском рокере'.

А затем - долгие, успокоительные пульсации даба с кластера

Сион.

_CODA_. Отправление и прибытие.

Она ушла. Он понял это сразу, как только открыл дверь их номера

в отеле 'Хайят'. Черные подушки, пол из полированной до тусклого

блеска сосны, ширмы под рисовую бумагу, расставленные с искусством,

совершенствуемым веками. Ее не было.

На черном лакированном шкафчике-баре возле двери лежала

записка - одинокий листок обычной бумаги для писем, сложенный

пополам и прижатый сверху сюрикеном. Кейс вытащил записку из-под

девятиконечной звездочки, развернул и прочитал.

ПРИВЕТ ВСЕ В ПОРЯДКЕ ПРОСТО ЭТА ИГРА ЗАТЯНУЛАСЬ И Я РЕШИЛА ПОДВЕСТИ

ЧЕРТУ. ТАК УЖ НАВЕРНО Я УСТРОЕНА. БУДЬ ОСТОРОЖЕН ХОРОШО? МОЛЛИ

Кейс скатал записку в шарик и бросил рядом с сюрикеном. Поднял

звездочку и вышел на балкон, поворачивая сюрикен в пальцах. На

Сионе, ожидая посадки на челнок японской авиакомпании, он обнаружил

звездочку в кармане куртки. Кейс посмотрел на блестящий предмет в

своей руке. Во время совместного пребывания в Тибе, где Молли

сделали необходимые операции, они много раз проходили мимо лавочки,

в витрине которой были выставлены сюрикены. В ту ночь, когда Молли

осталась в клинике и ей предстояла долгая операция, Кейс отправился

в 'Чатсубо' повидаться с Рацем. До того вечера что-то заставляло его

обходить это место стороной, хотя он раз пять или шесть бывал

неподалеку, но теперь ему захотелось заглянуть в бар.

Рац подал Кейсу пиво, ничем не выдавая, что узнал его.

- Эй, - сказал Кейс, - это я, Кейс.

Спрятанные в провалах морщинистой плоти глаза старика несколько

секунд оценивающе рассматривали Кейса.

- А, это ты, - сказал наконец бармен, - артист. - Рац пожал

плечами.

- Я вернулся.

Бармен покачал массивной, увенчанной короткой щетиной головой.

- Ночной Город - не то место, куда возвращаются, артист, -

сказал он, вытирая грязной тряпкой стойку перед Кейсом - розовый

манипулятор Раца заунывно скрипел.

Рац отвернулся и занялся другим посетителем, а Кейс допил свое

пиво и ушел.

Теперь он стоял на балконе и осторожно трогал острия сюрикена,

перебирал их одно за другим, вращал звездочку, зажав ее центр в

пальцах. Звезды. Судьба. Я так и не смог привыкнуть к этой

чертовщине, подумал Кейс.

Я так и не узнал, какого цвета у нее глаза. Она мне их так и не

показала.

Зимнее Безмолвие выиграл, смешался каким-то образом с

Нейромантиком и превратился в нечто иное, что заговорило с