Вилла 'Блуждающие огни' была
безумием. Безумием, выросшим из смолобетона, замешенного на основе
молотых лунных пород, из сварных стальных конструкций, тонн
безделушек и причудливого скарба, поднятых сюда со дна колодца для
обстановки родового гнезда. Но не тем безумием, которое Кейс мог бы
понять. Не безумием Армитажа, причина которого теперь, как казалось
Кейсу, была для него ясна: дай человеку возможность зайти слишком
далеко, верни его из этой дали обратно, загони в противоположном
направлении, снова зашли туда и обратно и опять верни на место.
Человек сломается. Как ломается кусок проволоки. Так История
обошлась с полковником Корто. История уже сделала свое грязное дело,
когда Зимнее Безмолвие нашел его. ИР тщательно исследовал останки
полковника и отобрал подходящие куски военного прошлого, скользя по
плоскому серому полю человеческого сознания, как водомерка по глади
стоячего пруда, - сообщения об этом мигали на маленьком экранчике в
темноте палаты французской психиатрической лечебницы. Из случайных
разрозненных кусков Зимнее Безмолвие создал Армитажа, положив в
основу воспоминания Корто о 'Броневом кулаке'. Но начиная с какого-
то момента воспоминания Армитажа уже не принадлежали Корто. Кейс
сомневался, что Армитаж помнил хоть что-то о предательстве, об
авиетках, объятых пламенем и пикирующих вниз... Армитаж был чем-то
вроде отредактированной версии Корто, но когда напряжение проводимой
операции достигло определенного предела, механизм, управляющий
Армитажем, разрушился; на поверхность снова вынырнул Корто со всей
острой болью незаживших душевных ран, нанесенных предательством, и
маниакальной яростью. И в результате Корто-Армитаж умер, превратился
в маленькую луну Вольной Стороны.
Кейс думал о капсулах с токсином. Старик Ашпул тоже мертв,
поражен в глаз микроскопической стрелкой Молли, лишен эпической
смерти от сверхдозы чего-то, что он приготовил для себя. Эта смерть
была еще более загадочной - смерть безумного короля. Перед этим
Ашпул убил девушку-марионетку, которую называл почему-то частью
своей дочери, ту, с лицом Три-Джейн. Увлекаемый мироощущениями
Молли, несущими его через коридоры 'Блуждающих огней', Кейс подумал,
что никогда и представить себе не мог, что такие могущественные
люди, как Ашпул, именно _люди_, вообще возможны.
Власть в мире Кейса всегда означала корпоративную власть.
Межнациональные союзы зайбатцу, определяющие ныне ход истории, давно
преступили старые каноны. Будучи аналогом многоклеточных организмов,
они достигли определенной степени бессмертия. Зайбатцу невозможно
было уничтожить даже заказав дюжину наемных убийств исполнительных
директоров; ниже, на следующих ступенях лестницы, их ждала смена,
готовая принять освободившиеся должности, получить доступ к обширным
корпоративным ресурсам. 'Тиссье-Ашпул' отличался от всего, что он
знал, Кейс почувствовал эту разницу по самой смерти основателя этого
концерна. 'Т-А' был кланом, атавизмом. Кейс вспомнил беспорядок в
покоях старика, сальные следы человеческого существования,
поцарапанные плоскости старых пластинок в пластиковых пакетах. Одна
нога босая, другая в вельветовом шлепанце.
Браун дернул лапкой за капюшон Молли, и она свернула налево, в
очередной сводчатый проход.
Зимнее Безмолвие и прочие. Ужасающее видение замурованных в
сотах ос, биологического пулемета, стреляющего через равные
промежутки времени. Но зайбатцу еще больше походили на это гнездо, и
тем более якудза - улей с кибернетической памятью, огромный единый
организм со своим ДНК, закодированным в кремние. 'Блуждающие огни'
являли собой корпоративный образ 'Тиссье-Ашпул', в то время как сама
'Т-А' была настолько же безумна, насколько был безумен ее
основатель. Тот же неопределенный, болезненный страх, то же чувство
бесполезности. 'Если бы они смогли стать тем, чем хотели...' -
вспомнились Кейсу слова Молли. Но Зимнее Безмолвие сказал ей, что
это у них не получилось.
Кейс давно уже уяснил для себя, что настоящие боссы,
заправляющие бизнесом, должны быть более или менее _нелюдьми_. Он
видел это в своих хозяевах, которые изуродовали его в 'Мемфисе', в
Ночном Городе он замечал это в Вейдже, старающемся добиться
подобного желаемого сходства, и все это давало Кейсу возможность
принять как должное пустоту и отсутствие