и развитие видов. И среди живых существ обладателем Земли и покорителем природы стал не самый сильный, не самый физически вооружённый, но наиболее одарённый в умственном отношении. Мир, с самого своего возникновения, ступает ко всё более высокому состоянью вещей. Закон прогресса проступает чрез все эпохи, как в последовательных преобразованьях Земли, так и в этапах развития человечества. Некая цель угадывается во вселенной, цель, к коей всё движется, всё развивается, как живые существа, так и неодушевлённые предметы; и цель эта есть Благо, Добро. История Земли наиболее красноречивое тому свидетельство. Нам, без сомненья, возразят, что за всем стоят борьба, страданье и смерть. На это мы ответим, что усилие и борьба являются самими условиями прогресса. Что же касается смерти, то она не есть небытие, как мы докажем в дальнейшем, но вступление живого существа в новую фазу развития. Из изучения природы и анналов истории рельефно выступает тот основательный факт, что есть единая Причина всему сущему, и, чтоб познать эту причину, нужно подняться выше материи, вплоть до разумной сути, до этого живого и сознательного закона, объясняющего нам строй Вселенной, как опыты современной психологии объясняют нам проблему жизни.8
10О философском учении судят прежде всего по его нравственным выводам, по тому влиянью, коие оно оказывает на общественную жизнь. И с этой точки зрения, теории материалистические, основанные на фатализме, не способны служить побуждающей силой к нравственной жизни, освященьем законов совести. Чисто механическое понятье, которое оне дают о мире и жизни, уничтожает идею свободы и, следственно, ответственности. Из борьбы за существованье оне делают непреклонный закон, согласно коему слабые должны пасть под ударами сильных — закон, навсегда изгоняющий из жизни царство мира, общности интересов и братства людей. Проникая в умы, теории эти могут вызвать у счастливых лишь безразличие и эгоизм, у обездоленных — отчаянье и жестокость, и безнравственность — у всех. Несомненно, есть честные и порядочные материалисты и добродетельные атеисты, но всё это отнюдь не из-за строгого следованья своим учениям. Если они таковы, то лишь вопреки своим мнениям, а не благодаря им; причиной тому тайное побужденье их природы, а также то, что совесть их сумела устоять перед всевозможными софизмами такой философии. Из всего этого неизбежно следует, что материализм, отрицая свободу воли, делая из интеллектуальных способностей и моральных качеств лишь следствие свойств химических комбинаций, секреции серого вещества мозга, рассматривая гениальность как невроз, тем самым унижает человеческое достоинство, отнимает у жизни её высокий смысл и возвышенный характер.9
11 Проникшись убежденьем, что за пределами текущей жизни нет ничего, что нет справедливости иной, кроме справедливости людей, каждый может сказать самому себе: «Зачем бороться и страдать? Для чего жалость, смелость, прямота? Чего ради сдерживать себя и обуздывать свои аппетиты, свои желанья? Если человечество предоставлено самому себе, если нигде и ни в чём нет разумной, беспристрастной власти, коия судит его, направляет, поддерживает, то какой помощи может ожидать оно? Чья поддержка облегчит ему тяжесть испытаний?» Если во Вселенной нет ни разума, ни справедливости, ни любви, ничего, кроме слепой силы, давящей и сжимающей живые существа и миры в тисках бессмысленной, бездушной, бессознательной судьбы, то идеалы, благо, нравственная красота суть всего лишь иллюзии и ложь. И тогда уже не в них, но в скотской действительности, не в долге, но в наслаждении должно человеку видеть цель жизни, и чтоб достичь её, он должен пройти поверх всякой пустой чувствительности. Если мы приходим из небытия, чтобы вернуться в небытие, если та же участь, то же забвенье ожидает преступника и мудреца, эгоиста и любящего, если, по прихоти случая, одним на долю выпадают исключительно страданья, а другим достаются радости и почести, тогда позволительно провозгласить надежду химерой и оставить страждущих без утешенья, а жертв судьбы без справедливости. Человечество вращается, влекомое движеньем земного шара, без цели, без ясности, без нравственного закона, постоянно обновляясь рожденьем и смертью, двумя крайностями, между коими человек мечется и исчезает, оставив после себя след не больший, чем искра в ночи. Под влиянием таких учений, совести остаётся только умолкнуть и уступить место грубому инстинкту; дух расчёта должен заместить энтузиазм, а любовь к наслаждению — благородные устремленья