были Плутон и
Юпитер, - это свидетельство мощной магической силы. К тому же и планета
мужской потенции у него была в соединении с Колесом Фортуны. А вот планета
веры Нептун была при его рождении в точном соединении с Черной Луной
(греховность), - недаром же Распутина и называли Святой Черт!
Однако правильнее было бы назвать его именно ПОСЛЕДНИМ ВОЛХВОМ ИМПЕРИИ,
- это была стихийная сила самой тысячелетней истории России, из самых ее
ведических глубин, и из глубины веков. Эта сила могла быть использована
как во имя добра, так и во зло. Сначала люди видели лишь магию силы, и
покорялись ей. Но очень скоро вокруг Распутина начали закручиваться вихри
противоборствовавших в России движений, партий, людей...
В столице в 1903 году Распутин был представлен духовному лидеру
православия, святому Иоанну Кронштадскому. Он причащает и исповедует
Григория, говорит: 'Сын мой, я почувствовал твое присутствие. В тебе есть
искра истинной веры!' - и добавляет, как рассказывали очевидцы: 'Смотри,
чтобы твое имя не отразилось на твоем будущем'. После этого Распутин
больше не сомневается в своем божественном предназначении. Духовные отцы
предлагают ему учиться в академии и стать священником, - он скромно
отказывается. Притворное смирение скрывает гордыню человека, считающего
себя абсолютно свободным и избранным для великой цели. Не может быть
посредников между ним и Отцом Небесным. Григорий Распутин - 'в свободном
полете', между Санкт-Петербургом и своим селом Покровским. Так и будет
продолжаться все дальнейшие годы. В столице он входит в высшие
аристократические круги. В первых рядах его экзальтированных слушательниц
уже княгини-черногорки Милица и Анастасия, близкие родственницы царской
семьи и подруги императрицы.
Наконец, 1 (14 н.с.) ноября 1905 года он представлен Николаю и
Александре. Он, не колеблясь, разговаривает с ними на 'ты'; отныне они для
него - Папа и Мама...
А был в ноябре тот день по Авестийскому календарю как раз тем самым
днем Зэм (раз в месяц бывает), когда вылезают из земли сорок страшных
стихийных духов...
Николай II записал в своем дневнике: 'Познакомился с Божьим человеком
Григорием из Тобольской губернии'. И был то год Змеи, а до 25 октября
семнадцатого оставалась 'без году неделя'; и суждена уже была самодержцу
дорога в Тобольск.
Мы видели ранее, что с 1903 года последний Романов был сокрушен духом и
считал свою жизнь и судьбу России фатально определенной. Но неужели он ни
разу не пытался 'переломить' свою судьбу, и, может быть, тем самым
изменить и судьбу России? Наверное многие из вас, читатели, уже задавались
таким вопросом. Я тоже задавал себе этот вопрос и искал следы такой
попытки. И я нашел ответ на него в статье покойного митрополита
Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна 'Русь Соборная' (журнал 'Наш
современник', N 2, 1995):
''Cам Николай II, пожалуй, как никто другой из его венценосных
предшественников, понимал жизненную необходимость восстановления соборного
единства русской жизни.
Хорошо зная историю, он прекрасно понимал, что ни дворянство, ни
чиновничество, ни органы земского самоуправления не могут стать опорой
Царю в стремлении 'смирить всех в любовь'. Сперва должны быть залечены те
глубокие духовные раны, которые мешают восстановить былое
мировоззренческое единство народа, единство его нравственных и религиозных
идеалов, его национального самосознания и чувства долга.
Единственной силой, способной на это, была Православная Церковь. И
государь совершенно правильно решил, что сперва должны быть восстановлены
соборные начала в церковной жизни, а затем уж, опираясь на ее мощную
духовную поддержку, - и в общественно-государственной области. Сначала
собор церковный, а уж затем - земский: таковы были планы Николая II. Ясно
понимая, что никакой земский собор невозможен без единения с Церковью,
Государь был готов произвести грандиозные перемены во всем строе
государственно-церковной жизни...
В марте 1905 года Государь сообщил членам Священного Синода о своем
решении. Вот как описывает этот судьбоносный момент российской истории, со
слов одного из архиереев, известный церковный писатель С.А.Нилус:
'Когда закончилась наша зимняя сессия, мы - синодалы, во главе с
первенствующим Петербургским Митрополитом Анатолием (Вадковским), как по
обычаю полагается по окончании сессии, отправились прощаться с Государем,
и преподать Ему на дальнейшие труды благословение, то мы, по общему
совету, решили намекнуть Ему в беседе о том, что не худо