А. Панов

Школа сновидений (Часть 1)

достает свободы собрать себя цельным высоким взгля¬дом, видна неслучайность и плодоносность нашей встречи с Неизвестным. Наша жизнь с неизвестным в крови дальше чув¬ствуется и ощущается в меру меняющейся глубины памяти. Приливы и отливы достоверности, приносящие время от вре¬мени неуют и забвение, происходят не столько от близкого дыхания Иного, сколько от того, что та область внутри нас, которая рождает все богатство оттенков света доверчивости, доверительности, доверия, веры с одной стороны и благорас¬положенности, благожелательности, благонамеренности и бла¬годеяния с другой, — эта область внутри нас сжата. Не так важно, каким жнецом были сжаты эти поля в нас.

Важно то, что работы и усилия, совершаемые, чтобы оградить эти самые тонкие и нежные поля в нас, не нуждаются в самооправдании и правомерность их глубоко естественна, — они имеют смысл. В отличие от хищного произвола вседневно¬го течения смутных людских дел, естественных поначалу и бес¬смысленно гибельных в итоге.

Плодотворность этих усилий не имеет ничего общего с предъявлением счета миру или с ложно понятой и сомнительно вошедшей в обиход идеей жертвенности, — эти работы не имеют вообще ничего общего с торговлей или наказанием-поощре¬нием.

В основе нашей жизни с Неизвестным может быть только согласие, рожденное однозначностью и непреложностью сво¬бодного выбора: как известно, дух в нас питается только сво¬бодой.

3

На самом деле никто не знает причин возникновения речи. Известно только, что когда-то её не было в употреблении.

Но очевидно, что каково бы ни было происхождение Сло¬ва, эта была самая болезненная и мутагенная прививка челове¬честву, давшая много страшных и прекрасных плодов, необра¬тимо изменивших его судьбу.

Основное отягощение, которое речь привнесла в развитие человечества —создание плоской иллюзорной реальности -описание мира. Это связано в большой мере с тем, что в силу каких-то обстоятельств, из которых очевидным является толь¬ко детский возраст человечества, речь использовалась и исполь¬зуется не по своему назначению.

Речь создала иллюзию смертности человеческого тела. Речь же создала иллюзию Бога. Речь создала много других вещей, которых на самом деле нет нигде, кроме как в самом языке и в нашем уме. Но почему же эти несуществующие вещи с течени¬ем времен становятся единственной реальностью и судьбой многих и многих, и многих поколений человеков?

Иногда речь и язык представляются этаким троянским ко¬нем, разрушившим истинную судьбу человечества и толкнувшим его в бездну заблуждений. Почему речь обрела ведущее положение в обшественых способах познания и обмена знани¬ями и информацией? Есть ли в этом смысле у речи преимуще¬ства по сравнению с деятельностью наших невербальных цент¬ров восприятия, общения и обмена знаниями — от генетичес¬ких до жестикуляционно-пластических и эмоционально-энерге¬тических? Если исходить из ценностей свободы и целостности, на этот вопрос придется ответить отрицательно. Путаница и конкурирующая подмена функций речи и более древних цент¬ров восприятия и действия произошла в силу недавнего при¬сутствия речи и речевых центров, в том числе мыслительных, в человеческом.

В силу каких-то обстоятельств основной функцией речи стало создание и воспроизведение нового общественного порядка. Наиболее поразительным в таком общественном порядке (и соглашении) является то, что социальные структуры почти в точности воспроизводят синтаксис, т.е. порядок и последова¬тельность речи: сетевая структура как бы всеобъемлющих и всепроникающих ассоциаций смысла, линейная однонаправлен¬ная последовательность разворачивания времени, неизбежно приводящая к иерархичности.

Это наводит на странную мысль о том, что первоначально синтаксис языка был внедрен в человеческое сознание или был заимствован им из источника, в котором язык отражал опреде¬ленные типы обобществления сознания, на которые указыва¬лось в первой книге.