скрываться ввиду явной его идеологической неблагонадежности – ведь алхимики пытались изменить то, что в совершенстве было сотворено Богом, и проникнуть в закрытые сферы, чтобы обрести силы, не дарованные человеку изначально. Алхимики специально разработали тайнопись для шифровки своих сочинений, изъяснялись языком нарочито туманным и многозначительно намекали о своей власти над духами; весь этот алхимический антураж представлял собой не что иное, как вынужденное средство защиты от враждебного окружения, не разделявшего и не понимавшего алхимических интересов, – за исключением интереса к превращению неблагородных металлов в золото. В атмосфере корыстно-брезгливо-пугливого отношения к ним со стороны 'сильных мира сего' алхимики несли то, что было утрачено благополучно экзотеризировавшимися науками: древний аромат наследования знания и борьбы против сил хаоса за сохранение полученного, а также самоотреченного труда во имя бережного приумножения этих драгоценных крупиц, подобных гальке, обкатанной прибоем истории, – крупиц знания, выброшенных на берег 'века сего' из неразличимой глубины веков благодаря живой линии преемственности, непрерывность которой поддерживалась многими поколениями неизвестных героев, посвятивших себя делу хранения Знания.
Но по мере развития общественной практики продолжался и процесс экзотеризации, связанный с дальнейшим дроблением реликтовых осколков 'Золотого Яйца' первичного Знания. Со временем аспект алхимии, связанный с 'превращениями' субстанции внешнего мира, получил, так сказать, подкрепление со стороны этого внешнего мира: развитие технологии и общенаучных представлений достигло такого уровня, что возникла общественная потребность в эзотерических знаниях, хранящих опыт выявления и использования скрытых свойств вещества. Тем самым знания эти стали бурно развиваться, положив начало новой науке – химии.
Химия, экзотеризировавшаяся, в отличие от многих других наук, сравнительно недавно, прекрасно иллюстрирует тот факт, что всякое эзотерическое знание представляет собой лишь зерно некоего будущего знания, которое может действительно актуализировать свои потенции только на почве общественной практики, когда в развитии этого знания начинает принимать участие значительное число людей, и когда процесс общения между ними, мощно стимулирующий творческую активность, принимает действительно общественные масштабы. Чтобы это произошло, должны созреть соответствующие условия, должна быть подготовлена соответствующая почва, на которой могло бы прорасти зерно эзотерического знания. Так, знания о 'превращении' вещества оставались эзотеричными до тех пор, пока возможность подобного 'превращения' не обрела значимость в общественном масштабе. Но едва эти знания вышли на поверхность, как тут же обнаружилось, что секреты посвященных – лишь зачаток чего-то нового. Алхимики вряд ли могли представить, какую важную роль будут играть процессы превращения вещества в обществе будущего.
С другой стороны, пример той же алхимии показывает, что на всех этапах истории существуют такие формы знаний, освоить потенции которых общественная практика оказывается не в состоянии, вследствие чего знания эти остаются достоянием частных лиц. Алхимия занималась проблемами 'превращений' не только природного вещества, но и души человеческой; и эти знания о выявлении и использовании, как теперь говорят, 'резервных возможностей человека' остались эзотеричными именно по той причине, что были безразличны для функционирования общества в целом: по-настоящему они интересовали лишь отдельных индивидов. Впоследствии этот аспект алхимии послужил основой для возникновения всякого рода оккультных (то есть 'тайных') наук вроде учения о 'личном магнетизме', 'тонких планах', 'психических центрах' и т.п. Оказавшись на задворках общественной жизни, оккультисты намеренно эпатировали публику, создавая рекламную шумиху вокруг своей причастности к 'эзотерической истине', закрытой для толпы.
Присущая рекламному эзотеризму атмосфера нездоровых сенсаций, очевидных мистификаций и чудес, неотличимых от надувательств, уже не была связана с необходимостью что-либо скрывать; напротив, как и в древнейшие времена, естественная неопределенность предмета искусственно обострялась с тем, чтобы создать эффект 'запретного плода' и привлечь внимание равнодушной общественности к ненужным ей знаниям, заставить ее говорить об этих знаниях, неся благую весть людям, способным стать хранителями тех осколков 'Золотого Яйца', время для которых еще не пришло. Рекламная метаморфоза эзотеризма была