Лобсанг Рампа

Шафранная Мантия

вышел из Поталы через черный ход. Этот путь был намного круче, но короче, и я при этом меньше уставал. Мы обычно спускались по этому пути, придерживаясь за кусты, иначе можно было оступиться и полететь вниз в облаке пыли, протерев при этом в своей мантии дыру, причину возникновения которой потом будет трудно объяснить.

Я пробирался по узкой тропинке, вившейся среди высоких кустов. На небольшой поляне я остановился и посмотрел в направлении Лхасы в надежде увидеть долгожданную шафранную мантию, поднимающуюся на Бирюзовый мост или — вот была бы радость! — движущуюся по Кольцевой дороге. Но нет, там были лишь паломники, странствующие монахи и несколько обычных лам. Вздохнув и недовольно ворча, я продолжал свой скользкий путь вниз.

Наконец я добрался до здания суда и, обойдя его, вошел в типографию. Внутри находился старый-престарый монах. Он был весь вымазан краской, потому что постоянно имел дело с только что отпечатанной бумагой и деревянными штампами.

Я вошел и огляделся. Запах бумаги и типографской краски всегда привлекал меня. Я посмотрел на замысловато изрезанные деревянные доски, приготовленные для печатания новых книг. С нетерпением я ждал того времени, когда мне можно будет тоже вырезать такие штампы, меня очень тянуло к этому, а нам, монахам, всегда предоставляли возможность реализовать свои наклонности на благо общества.

— Ну, мальчик! Что ты хочешь? Быстрее.

Старый монах грозно посмотрел на меня, но я знал, что на самом деле он гораздо лучше, чем кажется. Он был довольно приятным стариком, пугавшим малышей, которые иногда по неловкости мяли прекрасные листы бумаги.

Я быстро пересказал свое послание, объяснив, что мне нужно три листа. Он проворчал что-то в ответ и, отвернувшись, стал подыскивать, что бы мне дать. Было похоже, что ему жаль расставаться со своей любимой бумагой. Он оглядывал каждый лист и, передумав, откладывал его. Наконец, мне надоело это, и я, взяв первые попавшиеся три листа, сказал:

— Спасибо, уважаемый Мастер, я возьму вот это. Этого достаточно.

Он оглянулся и посмотрел на меня, широко раскрыв от удивления рот. Но к этому времени я уже был у двери и, когда он снова раскрыл рот, на этот раз чтобы что-то сказать, я уже был далеко и ничего не слышал.

Я аккуратно свернул бумагу чистой стороной вовнутрь. Сунув ее за отворот мантии, я той же дорогой побрел обратно, цепляясь за крепкие кусты.

Выйдя на поляну, я снова остановился, чтобы перевести дыхание. На самом деле я сел на камень и некоторое время смотрел в сторону Серы на монастырь Роуз-Фене. Но, кроме обычного движения, я не видел ничего. Возможно, торговцев было немного больше, чем обычно, но человека, которого я ожидал увидеть, там не было.

Поднявшись на ноги, я продолжил путь наверх. Я вошел в маленькую дверь и принялся искать молодого ламу, который послал меня.

В комнате он был один. Было заметно, что он пытается собраться с мыслями. Я молча протянул ему три листа.

— О! Как долго! Ты что, сам делал эту бумагу? — спросил он.

Он взял листы, не сказав больше ни слова, даже не поблагодарив. Я повернулся и вышел, направившись в класс. Я думал, чем бы занять время, оставшееся до встречи с Наставником.

Глава 9 Приезд Наставника

Я стоял на крыше склада, возвышаясь над окружавшим меня пейзажем. Передо мной простиралась вся долина Лхасы, зеленая и прекрасная, с раскрашенными домами и синеющим Бирюзовым мостом. Вдалеке ярко сияла золотая крыша лхасского собора. Он стоял там уже много столетий. Позади меня сверкала Счастливая Река, а за ней возвышалась цепь гор с многочисленными плато, ведущими еще выше и проваливающимися в огромные ущелья и каньоны. Горы тянулись дальше в сторону Индии, захватывая часть Непала и часть Сиккима, простиравшиеся вдоль их фронта. Все это было привычным и хорошо мне знакомым. Сейчас все мое внимание было привлечено к Лхасе.

Внизу справа, почти прямо подо мной, находились Западные ворота — вход в город. Как всегда, место перед ними было заполнено нищими, выпрашивающими милостыню, путниками, которые надеялись получить благословение лам, и торговцами. Я стоял, прикрывая глаза от резкого света, и мог хорошо все видеть. До меня доносились возбужденные голоса:

— Подайте! Подайте во имя любви Его Святейшества! Подайте, и в минуту горя кто-то поможет и вам! Потом с другой стороны: