самом деле встречается довольно редко, а бумага, которая здесь делается из многочисленных ив и тростника, достаточно дешевая. Мы отправились домой в Чакпори, останавливаясь всякий раз, когда что-нибудь привлекало наше внимание.
— Лобсанг! — заговорил Тимон. — Как ты думаешь, лавки сейчас открыты? Давайте сходим, это недолго!
Он свернул направо и пошел быстрее. Мы неохотно пошли за ним. Прибыв на Торговую улицу, мы стали рассматривать все подряд. Чего там только не было! Чай, все пропитавший своим запахом, благовония из Индии и Китая, драгоценности и странные вещи из далекой Германии, не имеющие для нас никакого смысла. Затем мы увидели лавку, в которой продавались сладости. Там были липкие леденцы на палочках, кексы, посыпанные сахарной пудрой или покрытые цветной глазурью. Мы не отводили от них глаз, но не имея за душой ни полушки, купить мы ничего не могли. Оставалось только смотреть.
Юлгай толкнул меня локтем в бок и прошептал:
— Лобсанг, тот большой парень — это случайно не Цзу, который присматривал за тобой?
Я посмотрел туда, куда он показывал. Да, это действительно был Цзу, который был со мной очень строг и многому меня научил.
— Цзу! — сказал я. — Я...
Увидев меня, он нахмурился и прорычал:
— Убирайтесь вон и не мешайте честным горожанам заниматься своими делами. Наше знакомство — не повод просить у меня.
Цзу резко повернулся и пошел прочь.
У меня чуть не брызнули слезы — но я испугался, что опозорюсь перед своими товарищами. Нет, я не позволил себе расплакаться, но Цзу проигнорировал меня, сделав вид, что меня не знает. Цзу, который учил меня с самого рождения! Я вспомнил, как он пытался научить меня ездить на моем пони Наккиме, как он учил меня борьбе. Теперь же он отрекся от меня — отверг меня с презрением. Я повесил голову и стоял безутешный, шаркая ногой в пыли. Мои товарищи молча стояли возле меня. Им было неловко, они чувствовали то же, что и я, — нами пренебрегли. Внезапное движение привлекло мое внимание — ко мне приближался старый бородатый индиец с тюрбаном на голове.
— Молодой человек! — обратился он ко мне. Он говорил на тибетском, но со странным акцентом. — Я все видел, но думаю, что огорчаться из-за этого не стоит. Некоторые из нас забывают свое детство. Я не забыл. Пойдемте со мной.
Он привел нас к лавке, которую мы только что так внимательно рассматривали.
— Пусть эти молодые люди выберут себе что-нибудь, — обратился он к продавцу.
Мы нерешительно выбрали себе по одному из великолепных леденцов и поклонились старику.
— Нет, нет! — возразил он. — По одному недостаточно, пусть каждый возьмет себе еще один.
Мы так и сделали, и он заплатил улыбающемуся торговцу.
— Сударь! — горячо поблагодарил я его. — Пусть благословение Будды будет с Вами и защищает Вас, пусть в Вашей жизни будет много радостей!
Он широко улыбнулся и вернулся к своим делам.
Мы медленно возвращались домой и ели сладости, пытаясь растянуть удовольствие как можно дольше. Мы почти забыли вкус подобных лакомств, а эти казались еще вкуснее, потому что они были куплены для нас таким добрым человеком! Пока мы шли, я вспоминал, что мой отец отрекся от меня на ступенях Поталы, а теперь от меня отрекся и Цзу.
— Это забавный мир, Лобсанг, — нарушил тишину Юлгай, — мы сейчас мальчишки, и нам показали наше место, а когда мы станем ламами, «черноголовые» будут искать нашей благосклонности!
Я должен объяснить, что в Тибете мирян называют черноголовыми из-за их волос, так как все монахи бреют головы.
В тот вечер во время службы я был очень внимательным — решил поработать побольше, чтобы как можно быстрее стать ламой. Я представлял себе, как буду шагать среди «черноголовых» и с презрением отвергать их попытки прислужить мне. Я так старался, что привлек внимание Проктора. Он отнесся ко мне с большим подозрением, считая такое усердие неестественным! Когда служба закончилась, я поспешил в свое жилище, зная, что завтра меня ждет целый день с ламой Мингьяром Дондупом. Некоторое время я не мог заснуть — я ворочался в постели, вспоминая о прошлом, о лишениях, которые мне довелось пережить.
Утром я встал, позавтракал и собрался было идти к кельям лам. Но как только я вышел из своей комнаты, меня схватил огромный и неуклюжий монах, одетый в изорванную мантию.
— Эй ты! — сказал он. — Ты сегодня работаешь на кухне — будешь чистить жернова!
— Но, сэр! — ответил я. — Меня ждет мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп.
Я попробовал улизнуть от него.
— Нет, ты пойдешь со мной. И неважно, кто там тебя ждет. Я сказал: ты будешь работать на кухне.
Он поймал меня