еще больше и, казалось, погрузился в глубокий сон.
Я открыл баулы и приготовил в чашах стерилизующий травяной раствор. Наставник на некоторое время опустил в него руки. Его инструменты были опущены в другую такую же чашу. Мне он велел помыть ноги мужчины. Прикасаясь к ним, я чувствовал, будто кости в них раздроблены на множество маленьких кусочков. Они были посиневшими и окровавленными, вены вздулись и выглядели как толстые черные веревки. По приказу Наставника, который все еще продолжал держать руки в растворе, я туго перевязал бедра пострадавшего стерилизованными повязками как можно ближе к тому месту, где они соединялись с телом. Продев в петлю палочку, я затянул одну из повязок как можно туже, чтобы остановить в ноге кровообращение. Быстрыми движениями лама Мингьяр Дондуп вырезал ножом небольшие клинообразные куски мышц. Затем он перепилил кости — вернее, то, что от них осталось — и соединил срез так, чтобы защитить обрубок кости слоем мягких тканей. Я протянул ему стерилизованную нить, сделанную из жилы яка, и он быстро зашил раны. Медленно и осторожно я ослабил повязки, сдавливавшие бедра пострадавшего. В любой момент я был готов вновь затянуть их, если на швах выступит кровь. Но швы держались хорошо, кровь не выступила. Один из охранников, стоявших у нас за спиной, побледнел, потерял сознание и повалился на пол. Наставник аккуратно забинтовал раны и еще раз вымыл руки в растворе. Тем временем я принялся готовить к операции левую ногу, с помощью палочки затягивая на ней повязку. Лама похвально кивнул, когда увидел, как я справился со своей работой. Скоро вторая нога лежала рядом с первой. Наставник обратился к одному из стражников и велел ему завернуть ампутированные конечности в кусок ткани.
— Мы должны передать эти ноги в китайское посольство, а то они скажут, что мы пытали этого человека, — сказал Лама. — Я обращусь с просьбой к Высочайшему, чтобы этому человеку разрешили вернуться к себе на родину. Неважно, зачем он сюда прибыл. Он потерпел неудачу, как и все злоумышленники.
— Достопочтенный Лама! — воскликнул староста. — Этого человека нужно заставить рассказать о том, что он собирался совершить и по чьему приказу.
Мой Наставник ничего не сказал, а только снова повернулся к загипнотизированному человеку и пристально посмотрел в его теперь уже открытые глаза.
— Что ты собирался сделать? — спросил он. В ответ мужчина: застонал. Однако Наставник продолжал спрашивать:
— Что ты намеревался здесь делать? Ты собирался убить высокопоставленного ламу в Потале?
На устах китайца выступила пена, а затем он, вопреки своей воле, утвердительно кивнул головой.
— Говори! — велел Наставник. — Кивать головой недостаточно!
Постепенно, слово за словом, мы узнали всю историю. Ему заплатили за то, что он приедет в Тибет и совершит здесь убийство. Однако это ему не удалось, потому что он, как все злоумышленники, не имел представления о том, какие средства безопасности задействованы в тибетских монастырях! Я все еще продолжал размышлять об этом, когда Наставник поднялся на ноги.
— Я должен повидаться с Высочайшим, Лобсанг, а ты пока останься здесь и присматривай за этим человеком, — сказал он. Китаец застонал.
— Вы убьете меня? — тихо спросил он.
— Нет, — ответил я, — мы никого не убиваем.
Я смочил ему губы водой и вытер пот со лба. Вскоре он снова успокоился. Думаю, что после всего пережитого он наконец-то уснул. Староста сурово смотрел на него и думал о том, что ламы, должно быть, сошли с ума, если отпускают наемных убийц на свободу. Время шло медленно. Одни часовые ушли, их сменили другие. Мой желудок то и дело урчал от голода. И вот наконец до меня донеслись знакомые шаги, и в комнату вошел лама Мингьяр Дондуп. Сначала он посмотрел на пострадавшего и убедился, что раны этого человека не кровоточат и он чувствует себя настолько хорошо, насколько ему позволяют те обстоятельства, в которых он оказался. Затем он поднял голову, посмотрел на чиновника и сказал:
— Пользуясь полномочиями, возложенными на меня Высочайшим, я приказываю вам сейчас же взять носилки и доставить этого человека вместе с его ампутированными ногами в китайское посольство. — Затем он повернулся ко мне. — Ты поедешь вместе с ними и доложишь мне потом, как они обращались с пострадавшим.
Мне было неприятно это слышать, потому что я устал смотреть на этого человека с отрезанными ногами, и к тому же мой желудок был пустым, как барабан в храме. Пока служащие тюрьмы искали носилки, я забежал в соседнее помещение, где чиновники пили чай. Нетерпеливым голосом я попросил — и тут