выручили массаж и трудные упражнения. Постепенно силы возвращались ко мне, и однажды я все-таки смог спуститься с горы, чтобы снова войти в Чакпори.
Я взвешивал его слова, думая о долгих годах темноты и полной тишины, прожитых в расчете лишь на собственные силы. И меня одолело сомнение.
— И что Вам дало все это? — спросил я наконец. — Стоило ли оно того*.
— Да, мальчик, да, это того стоило! — ответил старый монах. — Я изучил природу жизни, мне стало понятно назначение мозга. Я освободился от тела. Мой дух может парить далеко, как это делаешь ты в астрале.
— Но откуда Вы знаете, что это Вам не кажется? Почему Вы не можете просто путешествовать в астрале?
By Хси смеялся, пока слезы не покатились по его изборожденному морщинами лицу.
— Вопросы — вопросы — вопросы, малыш, совсем как я в твои годы, — ответил он.
— Поначалу меня охватила паника. Я проклинал тот день, когда стал монахом, проклинал день, когда вошел в келью. Но постепенно я смог заняться дыхательными упражнениями и медитировать. Меня посещали галлюцинации, бесполезные видения. И вот однажды я выскользнул из своего тела, и тьма перестала быть для меня черной. Я видел свою фигуру застывшую в позе медитации, видел свои слепые, широко открытые глаза, видел бледность кожи и худобу тела. Поднявшись вверх, я прошел сквозь крышу и оглядел Долину Лхасы. Я отмечал перемены, встречал знакомые лица. Я полетел в храм, и лама-телепат подтвердил мое освобождение. Каждые два дня я возвращался в свое тело, чтобы накормить его.
— Но почему Вы не вышли в астрал без этих приготовлений? — спросил я снова.
— Некоторые из нас, — ответил он, — всего лишь обычные смертные. Только немногие, благодаря важности возложенного на них задания, наделены особенными способностями. Ты путешествуешь в астрале. Другим, в том числе и мне, нужно пройти через лишения и одиночество, прежде чем их дух вырвется на свободу. Ты, малыш, большой счастливчик, очень большой счастливчик!
Старик вздохнул и сказал:
— Ступай! Мне нужно отдыхать, я говорил слишком долго. Приходи опять — несмотря на твои вопросы, ты будешь здесь желанным гостем.
Он отвернулся. Промямлив слова благодарности, я встал, поклонился и тихо выскользнул за дверь. Я был настолько поглощен своими мыслями, что врезался в противоположную стену, едва не вытряхнув дух из собственного тела. Потирая ушибленную голову, я шел по коридору как в тумане, пока не добрался до своей спальни.
Полуночная служба подходила к концу. Монахи беспокойно ерзали на своих местах, готовые вскочить в любую минуту, чтобы поспать какой-то лишний часок, прежде чем вернуться сюда снова. Старый Чтец аккуратно вставил в Книгу закладку и собрался ступить вниз. Зоркие прокторы, обычно бдительно следящие за любым беспокойством или нерадивостью со стороны малышей, теперь ослабили свое внимание. Служба была почти завершена.
Маленькие чела махнули кадильницами в последний раз, когда над толпой, готовой двинуться к выходу, поднялся сдавленный ропот. Вдруг раздался душераздирающий крик, и чья-то безумная фигура промчалась прямо по головам сидящих монахов, пытаясь схватить молодого траппу. Мы в шоке подскочили на месте. Дикая фигура вихрем кружилась перед нами. Пена срывалась с ее искаженных губ, из ее перекошенного рта изрыгались ужасные вопли. На мгновение мир показался неподвижным: монахи-полицейские застыли в изумлении, священники, только что выполнявшие свои обязанности, замерли с поднятыми руками. Прокторы первыми пробудились от своего оцепенения и яростно принялись за дело. Набросившись на безумца, они быстро сломили его сопротивление. На голову ему накинули мантию, и поток ужасных проклятий иссяк. Его быстро и умело подняли и вынесли из храма. Служба закончилась. Мы встали и заторопились к выходу, спеша поскорее покинуть храм.
— Это — Кэндзи Тэкэучи, — раздался рядом голос молодого траппы. — Он —японский монах. Его видят повсюду.
— По всему миру, — добавил другой.
— Он ищет истину и хочет, чтобы ее ему поднесли, вместо того чтобы трудиться, — заметил третий.
Я побрел прочь в смятении. Почему поиски истины смогли довести человека до безумия? В комнате было холодно. Я даже слегка дрожал, пока, готовясь ко сну, заворачивался в мантию. Когда прогудел гонг, мне показалось, что я только что лег. Я выглянул в окно и увидел первые лучи солнца, встающего из-за гор. Лучи, как гигантские пальцы, ощупывали небо, доставая до самых звезд. Вздохнув, я поспешил по коридору, мне не хотелось оказаться в храме последним и этим заслужить гнев прокторов.
— Ты выглядишь озабоченным, Лобсанг, — сказал