Дондуп встал.
— Идем, Лобсанг, — позвал он. — Мы здесь в гостях и должны проявлять уважение к хозяевам.
Мы вышли во двор. Гонг продолжал звонить настойчиво, гораздо дольше, чем было принято в Чакпори. Я поначалу был удивлен тем, насколько медленно мы продвигались к храму. Но, посмотрев по сторонам, увидел старых и немощных монахов, едва ковылявших через двор.
— С твоей стороны будет учтиво, если ты сядешь с чела, — шепнул Наставник. Я согласно кивнул и пошел вокруг стены храма вдоль внутренней стены. Когда я сел на место, чела монастыря Верховного Оракула посмотрели на меня с любопытством. Почти незаметно, пользуясь невнимательностью прокторов, они стали протискиваться вперед, пока не окружили меня со всех сторон.
— Ты откуда? — спросил мальчик, бывший, видимо, у них заводилой.
— Чакпори, — прошептал я в ответ.
— Ты и есть тот парень, которого прислал Высочайший? — тихо спросил другой.
— Да, — ответил я. — Я должен был встретиться с Верховным Оракулом, он сказал мне...
— ТИШИНА! — прорычал за спиной гневный голос. — Еще один
звук!..
Обернувшись, я увидел, как от нашего кружка уходил высокий мужчина.
— Ха! — прыснул мальчик. — Не обращай на него внимания. Он больше лает, чем кусает.
Тут из маленькой дверцы появились Настоятель и Верховный Оракул, и служба началась.
Вскоре мы снова высыпали наружу. Я вместе со всеми остальными отправился на кухню, чтобы пополнить запасы ячменя и взять немного чаю. Продолжить разговор не было никакой возможности: вокруг толпились монахи всех рангов. Прежде чем отойти ко сну, они обменивались последними новостями. Найдя предназначенную для меня келью, я завернулся в одежду и лег. Сон долго не приходил. Я вглядывался в пурпурную темноту, усеянную золотыми огоньками масляных ламп. Вечные Гималаи вдалеке простирали свои каменные пальцы к небесам, будто в мольбе, обращенной к богам мира. Ярко-белые стрелы лунного света мелькали в горных расщелинах, чтобы исчезнуть и появиться снова, когда луна взберется повыше. Ветра не было, и молитвенные флаги беспомощно свисали с мачт. Над Лхасой лениво проплыло облако. Я перевернулся и провалился в сон без сновидений.
В ранний утренний час я проснулся от внезапного испуга. Я проспал и мог опоздать на службу. Вскочив, я поспешно сунул руки в рукава и молнией вылетел за дверь. Скатившись вниз по пустынному коридору, я вывалился во двор — прямо в объятия одного из кхамцев.
— Ты куда собрался? — грозно прошипел он.
— На утреннюю службу, — ответил я. — Я, должно быть, проспал. Он засмеялся и отпустил меня.
— А, так ты — приезжий. У нас нет утренних служб, можешь идти и досыпать дальше.
— Нет утренних служб? — вскрикнул я. — Но ведь везде есть утренние службы!
Монах-полицейский был, должно быть, в хорошем расположении духа. Он вежливо ответил мне:
— У нас здесь старики да немощные. Вот мы и обходимся без ранних служб. Ступай, почивай себе с миром. — Он потрепал меня по голове — ласково для него, но подобно удару грома для меня, — и втолкнул меня в коридор. Повернувшись, он тяжелой поступью продолжал обход. Я промчался по коридору обратно и через минуту уже спал.
Позже, днем, меня представили Настоятелю и двум старшим ламам. Они забросали меня вопросами, интересуясь моей жизнью дома, тем, что я помню о прошлой жизни, спрашивали о моих отношениях с Наставником. Наконец все трое с трудом встали и гуськом направились к двери.
— Идем, — проворчал последний, поманив меня скрюченным пальцем.
Ошарашенный, я будто в тумане последовал за ними. Они медленно вышли за дверь и, как сомнамбулы, зашаркали по коридору. Я шел за ними, спотыкаясь, стараясь поддерживать заданный темп. Продолжая плестись, мы миновали открытые комнаты. Чела и траппы, должно быть, смеялись от души, наблюдая за нашей неторопливой процессией. Я же сгорал от стыда. Во главе колонны шел Настоятель, опираясь на две палочки. Двое лам были так дряхлы, что едва поспевали за ним. Я замыкал шествие.
Через столетие — по крайней мере мне так показалось — мы достигли противоположной стены и остановились у дверного проема. Настоятель долго возился с ключом, бормоча что-то себе под нос. Один из лам пришел ему на помощь, и дверь наконец отворилась с протестующим скрипом. Первым вошел Настоятель, за ним, один за другим, оба ламы. Никто не сказал мне ни слова, так что я последовал за ними. Старый лама прикрыл дверь у меня за спиной. Передо мною оказался очень длинный стол, заваленный старыми, покрытыми пылью вещами. Здесь были и ветхие одеяния, и древние молитвенные колеса, и разрозненные нитки четок. Еще две-три