Лобсанг Рампа

Отшельник

смотрел на отшельника, думая о том страшном унижении, которое довелось ему испытать.

На лбу старца, плотно обтянутом мертвенно-бледной кожей, появились капельки пота, когда он вновь переживал те ужасные времена.

Трясущимися руками он потянулся за своей чашей, в которую была налита вода. Сделав несколько глотков, он осторожно поставил чашу у себя за спиной.

— Но самое страшное было потом, — проговорил он, запинаясь, — молодые женщины перевернули меня на живот и вставили трубку в ту часть моего тела, которую не принято упоминать. В меня начала вливаться жидкость, и я почувствовал, что сейчас взорвусь. Потом меня безо всяких церемоний подняли, и я почувствовал под своей нижней частью холодный сосуд.

Я скромно умолчу о том, что произошло вслед за этим на глазах у этих двух женщин. Но это было только начало: они вымыли мое обнаженное тело, указывая с бесстыдной фамильярностью на самые интимные его части. Я весь горел, испытывая крайнее смущение. В меня воткнули острые металлические иглы, вытащили трубки из ноздрей и грубо вставили туда новые.

Затем натянули на меня какое-то одеяние, покрывшее меня от шеи до пят. Но этим не кончилось: начались болезненные манипуляции с моим черепом, и произошло еще много необъяснимых вещей, прежде чем на него наложили какое-то вязкое раздражающее вещество. Наконец застучали удаляющиеся шаги молодых женщин, хихикающих, как будто дьявол похитил их мозги.

Прошло еще много времени, прежде чем опять заскользил металл и ко мне приблизились более тяжелые шаги. Меня приветствовал Голос, говорящий на моем языке:

— Как ты теперь себя чувствуешь?

— Ужасно! — воскликнул я с чувством. — Ваши женщины раздели меня донага и надругались над моим телом самым неподобающим образом.

Казалось, мое замечание очень его развеселило. Если говорить честно, он разразился оглушительным хохотом, нисколько не щадя моих чувств.

— Мы должны были тебя вымыть, — сказал он, — должны были очистить твое тело и таким же способом накормить. Потом мы заменили все трубки и электроды простерилизованными. Порезы на твоем черепе требуют наблюдения и перевязки. Когда ты будешь от нас уходить, останутся только едва заметные рубцы.

Старый отшельник нагнулся к молодому монаху. — Смотри, — сказал он, — вот пять рубцов у меня на голове. Молодой монах поднялся и стал с глубоким интересом рассматривать череп старца. Да, на нем были отметины, каждая около двух дюймов длиной, выглядевшие как мертвенно-белые углубления на поверхности кожи.

«До чего же страшно, — подумал молодой человек, — подвергнуться таким испытаниям от рук женщин».

Он невольно вздрогнул и быстро вернулся на место, как будто ожидая нападения с тыла.

Отшельник продолжал свой рассказ.

— Меня не успокоили его заверения, наоборот, я спросил:

— Но почему надо мной так надругались женщины? Разве здесь нет мужчин, которым это можно было бы поручить?

Человек, взявший меня в плен, потому что именно так я к нему относился, опять засмеялся и ответил:

— Мой дорогой, нельзя быть столь не в меру стыдливым. Твое обнаженное тело само по себе ничего для них не значит. Мы здесь, когда свободны от исполнения своих обязанностей, большую часть времени проводим обнаженными. Тело — это Храм нашей Высшей Сущности, поэтому оно непорочно. У тех, кто не в меру стыдлив, похотливые мысли. Что касается женщин, которые о тебе заботились, то это медицинские сестры, и они специально обучены для выполнения такой работы.

— Но почему я не могу двигаться? — спросил я. — И почему вы не позволяете мне видеть? Ведь это ПЫТКА!

— Ты не можешь двигаться, — ответил он, — потому что ты можешь нечаянно выдернуть электрод и причинить себе вред. Или же повредить наше оборудование. Мы не можем позволить тебе слишком привыкать к тому, что ты опять видишь, потому что, когда ты покинешь нас, ты опять будешь слепым, и чем больше ты будешь здесь пользоваться зрением, тем больше ты будешь забывать ощущения, тактильные ощущения, которые развиваются у тех, кто лишен зрения.

Это будет мукой, если мы дадим тебе зрение на все время, что ты здесь, потому что потом ты будешь беспомощным. Ты здесь не для удовольствия, а для того, чтобы слышать и видеть и чтобы стать вместилищем знаний для того, кто придет после и кому ты передашь эти знания. Эти знания лучше было бы записать, но мы боимся, чтобы не повторилось то, что произошло со «Священным Писанием». Оно БУДЕТ написано на основании тех знаний, которые ты здесь получишь и потом передашь дальше. А пока помни: ты здесь находишься в НАШИХ целях, а не в своих.