ожидание, и нас наконец повели на поезд, который отвез нас во Львов, в Польшу.
Унылое место был этот Львов. Пейзаж уродовали торчавшие то здесь, то там нефтяные вышки, из-за интенсивного движения военного транспорта дороги были ужасны. На дорогах работали мужчины и женщины, разбивая камни, засыпая ямы и стараясь удержать душу в теле, сидя на голодном пайке. Двое мужчин, с которыми я ехал от самого Киева, были очень непохожи друг на друга. Яков, злобный человечишка, при каждом удобном случае бросался с доносами к охранникам. Йозеф был совершенно иным, и в случае чего на него можно было положиться. Поскольку ноги у меня никуда не годились и подолгу стоять я не мог, мне велели разбивать камни, сидя у дороги. По-видимому, никто не счел серьезным изъяном мою поврежденную левую руку, едва сросшиеся ребра и легкие. Так я работал целый месяц, рабским трудом еле зарабатывая себе пропитание. Даже работавшим с нами женщинам платили по два злотых за кубометр битого камня. В конце месяца я рухнул на землю, харкая кровью. Увидев, как я свалился на обочине, Йозеф бросился мне на помощь, не обращая внимания на окрики охраны. Один из солдат поднял винтовку и прострелил Йозефу шею, чудом не задев ни одного жизненно важного сосуда. Так мы и валялись у дороги, пока не подъехал на телеге какой-то крестьянин. Охранник остановил его, и нас зашвырнули на груженную льном телегу. Охранник взобрался на козлы, и мы тяжело покатили в тюремную больницу. Много недель я лежал на деревянных нарах, служивших мне постелью, пока тюремный доктор не потребовал, чтобы меня куда-нибудь дели. Он заявил, что я при смерти и у него будут неприятности, если до конца месяца будут еще смертные случаи среди его больных, он и без того уже превысил норму!
В моей больничной камере состоялось необычное совещание между начальником тюрьмы, доктором и старшим охранником.
— Придется вам выехать в Стрый, — сказал начальник. — Там нет таких строгостей, да и местность здоровее.
— Но начальник, — возразил я, — почему я должен уезжать? Я сижу в тюрьме ни за что, так как не совершил никакого преступления. Почему я должен уехать и помалкивать обо всем этом? Я буду каждому встречному рассказывать, как все было сфабриковано.
Много еще было криков и препирательств, и наконец я, заключенный, предложил решение.
— Начальник, — сказал я, — вы хотите, чтобы я убрался отсюда, ради спасения собственной шкуры. Я не допущу, чтобы меня перевели в другую тюрьму и заткнули мне рот. Если вы хотите, чтобы я молчал, позвольте мне и Йозефу Кохино поехать в Стрый как свободным людям. Дайте нам одежду, чтобы мы прилично выглядели. Дайте нам немного денег, чтобы мы купили себе поесть. Тогда мы будем молчать и немедленно отправимся по ту сторону Карпат.
Начальник что-то проворчал, выругался, и все трое бросились прочь из камеры. На другой день начальник вернулся, сказал, что пересмотрел мои бумаги и обнаружил, что я честный человек, как он это назвал, которого несправедливо держат в тюрьме. И он сделает так, как я сказал.
Целую неделю ничего не происходило и не было сказано ни слова. В три часа ночи восьмого дня ко мне в камеру вошел охранник, грубо растолкал меня и сказал, что меня вызывают в «контору». Поспешно одевшись, я пошел за охранником. Он открыл дверь и втолкнул меня внутрь. Там сидел другой охранник с двумя стопками одежды и двумя армейскими мешками. На столе стояла еда. Он дал мне знак молчать и подойти поближе.
— Вас повезут в Стрый, — прошептал он. — Как туда приедете, попросите охранника — он будет один — отвезти вас чуть дальше. Если окажетесь на безлюдной дороге, разоружите его, свяжите и бросьте где-нибудь на обочине. Вы помогли мне, когда я болел, вот я и говорю вам, что вас сговорились убить якобы при попытке к бегству.
Открылась дверь и вошел Йозеф.
— Теперь завтракайте, — сказал охранник, — да побыстрее. Вот немного денег, они вас выручат в дороге.
Сумма была довольно крупная, и мне стал понятен смысл заговора. Начальник тюрьмы собирался заявить, что мы ограбили его и сбежали.
Доев завтрак, мы вышли к машине, которая оказалась джипом с четырьмя ведущими колесами. За рулем сидел угрюмого вида водитель, рядом с ним на сиденье лежал револьвер. Дав нам знак садиться, он выжал сцепление и рванул с места в открытые настежь ворота. Проехав тридцать пять миль — в пяти милях от Стрыя — я решил, что пора действовать. Быстро перегнувшись через спинку, я нанес водителю легкий удар дзюдо по носу, другой рукой одновременно хватая баранку. Охранник повалился, одной ногой упершись в педаль газа.