Пир

Аполлодор и его друг

юношей достойных и

благородных, хотя бы они были и не так хороши собой; если учесть, далее, что влюбленный встречает у всех

удивительное сочувствие и ничего зазорного в его поведении никто не видит, что победа в любви - это, по

общему мнению, благо, а поражение - позор; что обычай не только оправдывает, но и одобряет любые

уловки домогающегося победы поклонника, даже такие, которые, если к ним прибегнешь ради любой другой

цели, наверняка вызовут всеобщее осуждение (попробуй, например, ради денег, должности или какой-

нибудь другой выгоды вести себя так, как ведут себя порою поклонники, донимающие своих возлюбленных

униженными мольбами, осыпающие их клятвами, валяющиеся у их дверей и готовые выполнять такие

рабские обязанности, каких не возьмет на себя последний раб, и тебе не дадут проходу ни друзья, ни враги:

первые станут тебя отчитывать, стыдясь за тебя, вторые обвинят тебя в угодничестве и подлости; а вот

влюбленному все это прощают, и обычай всецело на его стороне, словно его поведение поистине

безупречно), если учесть наконец - и это самое поразительное, - что, по мнению большинства, боги прощают

нарушение клятвы только влюбленному, поскольку, мол, любовная клятва - это не клятва, и что,

следовательно, по здешним понятиям, и боги и люди предоставляют влюбленному любые права, - если

учесть все это, вполне можно заключить, что и любовь и благоволение к влюбленному в нашем государстве

считаются чем-то безупречно прекрасным. Но если, с другой стороны, отцы приставляют к своим сыновьям

надзирателей, чтобы те прежде всего не позволяли им беседовать с поклонниками, а сверстники и товарищи

сыновей обычно корят их за такие беседы, причем старшие не пресекают и не опровергают подобные укоры

как несправедливые, то, видя это, можно, наоборот, заключить, что любовные отношения считаются у нас

чем-то весьма постыдным.

А дело, по-моему, обстоит вот как. Тут все не так просто, ибо, как я сказал вначале, ни одно действие не

бывает ни прекрасно, ни безобразно само по себе: если оно совершается прекрасно - оно прекрасно, если

безобразно - оно безобразно. Безобразно, стало быть, угождать низкому человеку, и притом угождать низко,

но прекрасно - и человеку достойному, и достойнейшим образом. Низок же тот пошлый поклонник, который

любит тело больше, чем душу; он к тому же и непостоянен, поскольку непостоянно то, что он любит. Стоит

лишь отцвести телу, а тело-то он и любил, как он 'упорхнет, улетая', посрамив все свои многословные

обещания. А кто любит за высокие нравственные достоинства, тот остается верен всю жизнь, потому что он

привязывается к чему-то постоянному.

Поклонников у нас принято хорошенько испытывать и одним угождать, а других избегать. Вот почему наш

обычай требует, чтобы поклонник домогался своего возлюбленного, а тот уклонялся от его домогательств:

такое состязание позволяет выяснить, к какому разряду людей принадлежат тот и другой. Поэтому считается

позорным, во-первых, быстро сдаваться, не дав пройти какому-то времени, которое и вообще-то служит

хорошей проверкой; во-вторых, позорно отдаваться за деньги или из-за политического влияния поклонника,

независимо от того, вызвана ли эта уступчивость страхом перед нуждой или же неспособностью пренебречь

благодеяниями, деньгами или политическими расчетами. Ведь такие побуждения ненадежны и преходящи,

не говоря уже о том, что на их почве никогда не вырастает благородная дружба. И значит, достойным

образом угождать поклоннику можно, по нашим обычаям, лишь одним путем. Мы считаем, что если

поклонника, как бы рабски ни служил он по своей воле предмету любви, никто не упрекнет в позорном

угодничестве, то и другой стороне остается одна непозорная разновидность добровольного рабства, а именно

рабство во имя совершенствования.

И в самом деле, если кто-нибудь оказывает кому-нибудь услуги, надеясь

усовершенствоваться благодаря ему в какой-либо мудрости или в любой другой

добродетели, то такое добровольное рабство не считается у нас ни позорным, ни

унизительным. Так вот, если эти два обычая - любви к юношам и любви к

мудрости и всяческой добродетели - свести к одному, то и получится, что угождать поклоннику - прекрасно.

Иными словами, если поклонник считает нужным оказывать уступившему юноше любые, справедливые, по

его мнению, услуги, а юноша в свою очередь считает справедливым ни в чем не отказывать человеку,

который делает его мудрым и добрым, и если поклонник способен сделать юношу умнее и добродетельней, а