самих, и тогда, что бы вы ни делали, это
будет доброю службой и мне, и моим близким, и вам
самим, хотя бы вы сейчас ничего и не обещали. А если
вы не будете думать о себе и не захотите жить в согласии с тем, о чем мы
толковали сегодня и в прошлые времена, вы ничего не достигнете, сколько бы
самых горячих обещаний вы сейчас ни надавали.
- Да, Сократ, - сказал Критон, - мы постараемся исполнить всё, как ты
велишь. А как нам тебя похоронить?
- Как угодно, - отвечал Сократ, - если, конечно, сумеете меня схватить и
я не убегу от вас.
Он тихо засмеялся и, обернувшись к нам, продолжал:
- Никак мне, друзья, не убедить Критона, что я - это только тот
Сократ, который сейчас беседует с вами и пока еще распоряжается
каждым своим словом. Он воображает, будто я - это тот, кого он
вскорости увидит мертвым, и вот спрашивает, как меня хоронить! А весь
этот длинный разговор о том, что, выпив яду, я уже с вами не останусь,
но отойду в счастливые края блаженных, кажется ему пустыми словами,
которыми я хотел утешить вас, а заодно и себя. Так поручитесь же за
меня перед Критоном, только дайте ручательство, обратное тому, каким
сам он ручался перед судьями: он-то ручался, что я останусь на месте, а
вы поручитесь, что не останусь, но удалюсь отсюда, как только умру.
Тогда Критону будет легче, и, видя, как мое тело сжигают или зарывают
в землю, он уже не станет негодовать и убиваться, воображая, будто я
терплю что-то ужасное, и не будет говорить на похоронах, что кладет
Сократа на погребальное ложе, или выносит, или зарывает. Запомни
хорошенько, мой дорогой Критон: когда ты говоришь неправильно, это
не только само по себе скверно, но и душе причиняет зло. Так не теряй
мужества и говори, что хоронишь мое тело, а хорони как тебе забла-
горассудится и как, по твоему мнению, требует обычай.
С этими словами он поднялся и ушел в другую комнату мыться.
Критон пошел следом за ним, а нам велел ждать. И мы ждали,
переговариваясь и раздумывая о том, что услышали, но все снова и снова
возвращались к мысли, какая постигла нас беда: мы словно лишались отца
и на всю жизнь оставались сиротами. Когда Сократ помылся, к нему
привели сыновей - у него было двое маленьких и один побольше; пришли
и родственницы, и Сократ сказал женщинам несколько слов в присутст-
вии Критона и о чем-то распорядился, а потом велел женщинам с детьми
возвращаться домой, а сам снова вышел к нам.
Было уже близко к закату: Сократ провел во внутренней комнате много
времени. Вернувшись после мытья, он сел и уже больше почти не
разговаривал с нами. Появился прислужник Одиннадцати и, ставши против
Сократа, сказал:
- Сократ, мне, видно, не придется жаловаться на тебя, как обычно на
других, которые бушуют и проклинают меня, когда я по приказу властей
объявляю
им, что пора пить яд. Я уж и раньше за это время убедился, что ты самый
благородный, самый смирный и самый лучший из людей, какие когда-
нибудь сюда попадали. И теперь я уверен, что ты не гневаешься на меня.
Ведь ты знаешь виновников и на них, конечно, и гневаешься. Ясное дело,
тебе уже понятно, с какой вестью я пришел. Итак, прощай и постарайся как
можно легче перенести неизбежное.
Тут он заплакал и повернулся к выходу. Сократ взглянул на него и
промолвил:
- Прощай и ты. А мы все исполним как надо. - Потом, обратившись к
нам, продолжал: - Какой обходительный человек! Он все это время навещал
меня, а иногда и беседовал со мною, просто замечательный человек! Вот и
теперь, как искренне он меня оплакивает. Однако ж, Критон, послушаемся
его - пусть принесут яд, если уже стерли. А если нет, пусть сотрут.
А Критон в ответ:
- Но ведь солнце, по-моему, еще над горами, Сократ, еще не
закатилось. А я знаю, что другие принимали отраву много спустя после
того, как им прикажут, ужинали, пили вволю, а иные даже наслаждались
любовью, с кем кто хотел. Так что не торопись, время еще терпит.
А Сократ ему:
- Вполне понятно, Критон, что они так поступают, - те, о ком ты
говоришь. Ведь они думают, будто этим что-то выгадывают. И не менее
понятно, что я так не поступаю. Я ведь не надеюсь выгадать ничего, если
выпью яд чуть попозже, и только сделаюсь смешон самому себе, цепляясь
за жизнь и дрожа над последними ее остатками. Нет, нет, не спорь со мною
и делай, как я говорю.
Тогда Критон кивнул рабу, стоявшему неподалеку. Раб удалился, и его
не было довольно долго; потом он вернулся, а вместе с ним вошел человек,
который держал в руке чашу со стертым ядом, чтобы