Платон

Ф е д о н

избавиться от человеческих бедствий. Благодаря такой

пище и в завершение такой жизни, Симмий и Кебет, ей незачем бояться

ничего дурного, незачем тревожиться, как бы при расставании с телом она

не распалась, не рассеялась по ветру, не умчалась неведомо куда, чтобы

уже нигде больше и никак не существовать.

После этих слов Сократа наступило долгое молчание. Видно было,

что и сам он размышляет над только что сказанным, и большинство из нас

тоже. Потом Кебет и Симмий о чем-то коротко перемолвились друг с

другом. Сократ приметил это и спросил:

- Что такое? Вы, верно, считаете, что сказанного недостаточно? Да,

правда, остается еще немало сомнительных и слабых мест, если

просмотреть все от начала до конца с нужным вниманием. Конечно, если у

вас на уме что-нибудь другое, я молчу. Но если вы в затруднении из-за

этого, не стесняйтесь, откройте свои соображения, если они кажутся вам

более убедительными, наконец, примите в свой разговор и меня, если

находите, что с моею помощью дело пойдет лучше.

- На это Симмий отозвался так:

- Я скажу тебе, Сократ, все как есть. Мы уже давно оба в смущении и

всё только подталкиваем друг друга, чтобы тебя спросить, потому что очень

хотим услышать, что ты ответишь, да боимся причинить тебе огорчение -

как бы наши вопросы не были тебе в тягость из-за нынешней беды.

- Сократ слегка улыбнулся и сказал:

- Ах, Симмий, Симмий! До чего же трудно было бы мне убедить

чужих людей, что я совсем не считаю бедою нынешнюю свою участь,

если даже вас я не могу в этом убедить и вы опасаетесь, будто сегодня я

расположен мрачнее, чем раньше, в течение всей жизни! Вам, верно,

кажется, что даром прорицания я уступаю лебедям, которые, как почуют

близкую смерть, заводят песнь такую громкую и прекрасную, какой

никогда еще не певали: они ликуют оттого, что скоро отойдут к богу,

которому служат. А люди из-за собственного страха перед смертью

возводят напраслину и на лебедей, утверждая, что они якобы оплакивают

свою смерть и что скорбь вдохновляет их на предсмертную песнь. Им и

невдомек, этим людям, что ни одна птица не поет, когда страдает от

голода, или холода, или иной какой нужды, - даже соловей, даже

ласточка или удод, хотя про них и рассказывают, будто они поют,

оплакивая свое горе. Но, по-моему, это выдумка - и про них, и про

лебедей. Лебеди принадлежат Аполлону, и потому - вещие птицы - они

провидят блага, ожидающие их в Аиде, и поют, и радуются в этот

последний свой день, как никогда прежде. Но я и себя, вместе с лебе-

дями, считаю рабом того же господина и служителем того же бога, я

верю, что и меня мой владыка наделил даром пророчества не хуже, чем

лебедей, и не сильнее, чем они, горюю, расставаясь с жизнью. Так что вы

можете говорить и спрашивать о чем хотите, пока вам не препятствуют

Одиннадцать, поставленные афинянами.

- Что ж, прекрасно, - начал Симмий, - в таком случае и я объясню

тебе, в чём мои затруднения, и Ке-

бет не скроет, что из сказанного сегодня кажется ему

неприемлемым. Мне думается, Сократ, - как, впрочем,

может быть, и тебе самому, - что приобрести точное

знание о подобных вещах в этой жизни либо невозможно, либо до

крайности трудно, но в то же время было бы позорным малодушием не

испытать и не проверить всеми способами существующие на этот счет

взгляды и отступиться, пока возможности для исследования не

исчерпаны до конца. Значит, нужно достигнуть одного из двух: узнать

истину от других или отыскать ее самому либо же, если ни первое, ни

второе невозможно, принять самое лучшее и самое надежное из человече-

ских учений и на нем, точно на плоту, попытаться переплыть через жизнь,

если уже не удастся переправиться на более устойчивом и надежном

судне - на каком-нибудь божественном учении. Поэтому я теперь наберусь

смелости и задам свой вопрос, тем более что ты и сам велишь: я не хочу

потом укорять себя за то, что теперь промолчал. Да, Сократ, я и сам

размышляю над твоими словами, и вместе с ним, с Кебетом, и мне кажется,

они не вполне убедительны.

А Сократ на это:

- Может быть, тебе и правильно кажется, друг, но только скажи, в чем

именно 'не вполне'?

- А вот в чем, на мой взгляд: то же самое рассуждение можно

применить к лире, к ее струнам и гармонии. И верно, в настроенной лире

гармония - это нечто невидимое, бестелесное, прекрасное и божественное,

а сама лира и струны - тела, то есть нечто телесное, сложное, земное и

сродное смертному. Представь себе теперь, что лиру разбили