Гюстав Лебон

Психология народов и масс (Часть 1)

получили применение, -

тотчас же образуется более или менее эфемерная, новая личность. Этим именно

объясняется то, что в эпохи больших религиозных и политических кризисов

наблюдают такие мгновенные пертурбации в характере, что кажется, будто все

изменилось: нравы, идеи, поведение и т.д. Действительно все изменилось, как

поверхность спокойного озера, волнуемого бурей, но очень редко бывает, что бы

это было надолго.

В силу этих задатков характера, которые приводятся в действие известными

исключительными событиями, деятели больших религиозных и политических кризисов

кажутся нам высшими существами в сравнении с нами, своего рода колоссами, по

отношению к которым мы является какими-то жалкими ублюдками. Однако это были

такие же люди, как мы, у которых обстоятельства привели в действие задатки

характера, какими обладают все. Возьмите, например, этих гигантов конвента ,

которые смотрели вызывающе на вооруженную Европу и посылали своих противни' ков

на гильотину за простое противоречие. Это были в сущности такие же почтенные и

мирные обыватели, как и мы, которые в обычное время, вероятно, вели бы в стенах

своего кабинета, своей конторы очень тихое и бесцветное существование.

Исключительные события привели в движение некоторые клеточки в их мозгу,

оставшиеся без применения в обыкновенном состоянии, и они стали теми

колоссальными фигурами, которых потомство уже не в состоянии понять. Сто лет

спустя Робеспьер был бы, без сомнения, честным мировым судьей, очень дружным со

своим священником; Фукье-Тенвиль - судебным следователем, обладающим, может

быть, несколько большей суровостью, чем его коллеги, и высокомерным обращением

людей его профессии, но которого, вероятно, очень высоко ценили бы за его

ревность в преследовании преступников; Сен-Жюст был бы превосходным школьным

учителем, уважаемым своими начальниками и очень гордым академическими пальмовыми

ветками, которые ему, наверное, удалось бы получить. Впрочем, чтобы не

сомневаться в законности наших предвидений, достаточно посмотреть на то, что

сделал Наполеон из свирепых террористов, которые еще не успели перерубить друг

другу головы. Большая часть их сделалась столоначальниками, преподавателями,

судьями или префектами. Волны, поднятые бурей, о которой мы говорили выше,

успокоились, и взволнованное озеро приняло снова свой спокойный вид.

Даже в наиболее смутные эпохи, производящие самые странные изменения в

личностях, можно легко под новыми формами отыскать основные черты расы. Разве

централистский, самовластный и деспотический режим суровых якобинцев в

действительности сильно отличался от централистского, самовластного и

деспотического режима, который пятнадцать веков монархии глубоко вкоренили в

души французов? После всех революций латинских народов всегда появляется этот

суровый режим, эта неизлечимая потребность быть управляемыми, потому что он

представляет собой своего рода синтез инстинктов их расы. Не через один только

ореол своих побед Бонапарт сделался властелином. Когда он преобразовал

республику в диктатуру, наследственные инстинкты расы обнаруживались с каждым

днем все с большей и большей интенсивностью, и за отсутствием артиллерийского

офицера был бы достаточен какой-нибудь авантюрист. Пятьдесят лет спустя

достаточно было появиться наследнику его имени, чтобы собрать голоса целого

народа, измученного свободой и жаждавшего рабства. Не брюмер сделал Наполеона,

но душа народа, который почти добровольно шел под его железную пяту.

По первому мановению, - пишет Тэн, - французы поверглись в повиновение и

пребывают в нем, как в естественном положении; низшие - крестьяне и солдаты - с

животной верностью; высшие - сановники и чиновники - с византийским

раболепством. Со стороны республиканцев - никакого сопротивления; напротив,

именно среди них он нашел свои лучшие орудия управления: сенаторов, депутатов,

членов государственного совета, судей, всякого рода администраторов. Тотчас под

проповедью свободы и равенства он разгадал их самовластные инстинкты, их жажду

командовать, притеснять, хотя бы и в подчиненном порядке, и сверх того у

большинства их них аппетиты к деньгам и наслаждению. Между делегатом Комитета

Общественного Спасения и каким-нибудь министром, префектом или супрефектом

Империи разница ничтожная: это тот же человек, но в разных костюмах, сначала в

тоге революционера, а потом в вицмундире чиновника .