точки зрения нельзя не
считать их довольно прискорбными заблуждениями, а между тем, их роль была и
будет очень велика, и они долго будут считаться самыми существенными факторами в
поведении государств.
Но даже когда идея претерпела изменения, сделавшие ее доступной толпе, она
все-таки действует лишь в том случае, если посредством известных процессов, о
которых будет речь в другом месте, она проникла в область бессознательного и
стала чувством, а на это требуется всегда довольно продолжительное время.
Не следует думать, что идея производит впечатление, даже на культурные умы, лишь
в том случае, если доказана ее справедливость. Легко убедиться в этом, наблюдая,
как мало действуют даже самые непреложные доказательства на большинство людей.
Очевидность, если она очень бросается в глаза, может быть замечена каким-нибудь
образованным индивидом в толпе, но новообращенный, находясь под властью
бессознательного, все-таки очень быстро вернется к своим первоначальным
воззрениям. Если вы увидитесь с ним через несколько дней, то он вам снова
представит все свои прежние аргументы и в тех же самых выражениях, так как
находится под влиянием прежних идей, сделавшихся чувствами; эти-то последние
служат глубокими двигателями наших речей и поступков. В толпе происходит то же
самое.
Когда посредством известных процессов идея проникает, наконец, в душу толпы, она
получает непреодолимую власть над нею и порождает ряд последствий, которые
приходится переносить. Философские идеи, приведшие к французской революции,
потребовали целое столетие для того, чтобы укрепиться в душе толпы. Известно
уже, какую непреодолимую силу они приобрели после того, как укрепились.
Стремление целого народа к приобретению социального равенства, к реализации
абстрактных прав и вольностей расшатало все троны и глубоко потрясло западный
мир. В течение целых двадцати лет народы устремлялись друг на друга, и Европа
пережила такие гекатомбы, которые могли бы испугать Чингисхана и Тамерлана.
Никогда еще миру не приходилось наблюдать в такой степени результаты
владычества какой-нибудь идеи.
Нужно очень долгое время для того, чтобы идеи укрепились в дутое толпы, но не
менее времени надо и для того, чтобы они исчезли из нее. Поэтому-то толпа в
отношении идей всегда отставала на несколько поколений от ученых и философов.
Все государственные люди знают в настоящее время, как много ошибочного
заключается в основных идеях, о которых я только что говорил, но так как влияние
этих идей еще очень сильно, то государственные деятели вынуждены управлять
согласно принципам, в истинность которых они сами уже не верят более.
§2. РАССУЖДЕНИЯ ТОЛПЫ
Нельзя утверждать абсолютным образом, что толпа не рассуждает и не подчиняется
рассуждениям. Но аргументы, употребляемые ею, и те, которые на нее действуют,
принадлежат с точки зрения логики к такому разряду, что разве только на
основании аналогии их можно назвать рассуждениями.
Рассуждения толпы, несмотря на свое невысокое достоинство, также основываются на
ассоциациях, как и рассуждения более возвышенного рода, но они связаны между
собой лишь кажущейся аналогией и последовательностью. В них замечается точно
такая же связь, как и в идеях эскимоса, знающего по опыту, что лед прозрачен и
тает во рту, и выводящего отсюда заключение, что и стекло, как прозрачное тело,
должно также таять во рту; или же в идеях дикаря, полагающего, что если он съест
сердце мужественного врага, то тем самым усвоит себе его храбрость; или в идеях
рабочего, подвергавшегося эксплуатации со стороны своего хозяина и выводящего
отсюда заключение, что все хозяйства должны быть эксплуататорами.
Ассоциация разнородных вещей, имеющих лишь кажущееся отношение друг к другу, и
немедленное обобщение частных случаев - вот характеристичные черты рассуждений
толпы. Подобного рода аргументация всегда выставляется теми, кто умеет управлять
толпой, и это единственная, которая может влиять на нее. Сцепление логических
рассуждений совершенно непонятно толпе, вот почему нам и дозволяется говорить,
что толпа не рассуждает или рассуждает ложно и не подчиняется влиянию
рассуждений. Не раз приходится удивляться, как плохи в чтении речи, имевшие
огромное влияние на толпу, слушавшую их. Не следует, однако, забывать, что эти
речи предназначались именно для того, чтобы увлечь толпу, а не для того, чтобы
их читали философы. Оратор, находящийся в тесном общении с толпой, умеет вызвать
образы, увлекающие ее.